Как приятно вырваться из холодных объятий стылого ноября и подышать посреди его долгих серых холодов тёплой итальянской осенью. Бродить среди мандариновых и лимонных деревьев, любоваться высоким голубым небом, щурясь на нежаркое солнце. Испытав это однажды, трудно прожить остальные ноябри иначе.

Вздрагивая и натужно кряхтя, самолёт идёт на посадку. Седеющие кудри облаков встрёпаны несильным ветром. Везувий и Сомма, как упругая грудь горячей итальянской красотки, торчат над Неаполитанским заливом. Глаза мои каждый раз, лишь завидев, бессовестно шарят по ней. Вот и сейчас не могу оторвать взгляд от окошка иллюминатора. Меня ждёт Амальфитанское побережье – извилистая нить дороги вдоль моря, на которую нанизаны жемчужины невероятно красивых городков: Четара, Майори, Минори, Амальфи ­­­­­­– их названия звучат как песня. Кронос и Посейдон с незапамятных времён грызли твердь скалистых берегов, оставив на его теле прекрасные бухты и живописные прибрежные скалы. Даже человек, начисто лишённый воображения, не останется равнодушным, хоть раз побывав здесь.

Просто раствориться в итальянской осени. Провинция Кампания в день моего приезда вся во власти стихий. Утомлённое бесконечным сиянием солнце мелькает в облаках. Тёплый ливень смывает жару в Неаполитанский залив. Заполненный любопытными взглядами и шумным многоголосием пассажиров поезд бежит от дождя из Неаполя в Салерно. Сначала вдоль берега, а затем ныряет в тоннель и выныривает уже за горой. Чёрно-синее небо гонится за ним, но цепляется за Везувий и безнадёжно отстаёт, поливая водой руины Помпей и Геркуланума.

Я приехал в Салерно ближе к концу обеда. В тот час, когда рестораны готовятся передать своих посетителей магазинам. После короткой обеденной передышки те снова готовы продолжить соблазнение уже сытых модников и модниц. Город встретил прозрачной дымкой, теплом, рыбно-чесночным запахами и стуком посуды. Пока обед не закончился, я поспешил найти небольшой уютный ресторанчик в центре рядом с набережной, где прямо с ходу заказал четверть белого вина и фрито мисто. А чтобы успокоить разбушевавшийся в дороге голод, принялся за тёплый хлеб. Он у них не такой, как у нас. С виду как пасхальный кулич, а на вкус – хлеб. А с солнечным оливковым маслом – это просто что-то невероятное! Я отрывал кусочек, бросал в масло, ждал, пока он, как губка, пропитается, и, посыпав крупной солью и перцем, буквально пил его, смакуя ощущение, как масло обволакивает горло и стекает прямо в душу. Вскоре щедрая пучина Неаполитанского залива снарядила на мою тарелку своих бесчисленных обитателей. Здесь были и маленькие осьминожки, и кальмары, и целая стая свежевыловленной мелкой рыбёшки. Повару осталось лишь немного искупать их в кипящем оливковом масле и уложить на газон из рукколы с плодородного подножия Везувия. Томатам черри вулканический пепел тоже пошёл на пользу. Морское великолепие немедленно затребовало ещё четверть вина. И вот он наступил, тот самый долгожданный момент, о котором я грезил всё последнее время. Запивая холодной фалангиной отправленную в рот хрустящую жирную сардинку, я зажмуриваю глаза от удовольствия и говорю себе вполголоса: «Ну, здравствуй, Италия!»

Неспешно закончив обед, я без труда, нашёл небольшой семейный отель в центре, совсем рядом с рестораном. Хозяйка, пожилая синьора, в этот день ждала только меня. Туристический сезон уже закончился, уик-энд ещё не начался. Многие отели уже закрыты на зиму и откроются только ближе к Пасхе. Так же, как и многочисленные магазинчики и кафе-рестораны на всём побережье.
– Бон джорно, синьоре! Как добрались?
– Бон джорно, синьора! Спасибо, хорошо.
– Не желаете ли кофе?
– Не откажусь от чашечки эспрессо.
– Проходите в номер. Моя дочь принесёт Вам его. Держите ключ!
– Спасибо.
Поднимаясь по лестнице, я услышал, как она крикнула: «Франческа! Сделай эспрессо гостю!»

Я оставил дверь в номер открытой, а сам вышел на балкон, который выходил на небольшую площадь в старом городе. Краски домов уже начали темнеть под остывающим солнцем.
В комнату вошла женщина. Она была похожа на кофейное зерно. На вид лет около 40. Смуглая, невысокая, с карими глазами и чёрными непокорными волосами. Даже нечастые веснушки на лице были тёмными. Что-то подростковое было в ней: во взгляде, в порывистых движениях.
Мы встретились глазами и улыбнулись друг другу.
– Ваш кофе, синьоре! – Франческа чуть присела, поставив поднос на тумбочку.
– Спасибо, синьора. Чудный запах! – Мне даже кажется теперь, что это она пахла кофе.
– Что это за дом напротив?
Она вышла на маленький балкон, по пути задев меня всем телом.
– Который?
– Вот тот! – Я показываю наугад на один из нескольких напротив.
– Это дом семьи F..lli. Все их женщины немного безумные, а мужчины слишком высокого о себе мнения, хоть и не вышли ростом.

Голос её, с хрипотцой и довольно низкий, царапает душу. Она случайно касается меня бёдрами на тесном балконе. Я чувствую прилив бодрости, даже не сделав ни одного глотка принесённого эспрессо.
– Вы не слишком высокого мнения о соседях.
– Соседи – это зло, с которым приходится жить в мире и согласии.
–Хорошие соседи – не самое большое зло. Не так ли?
Она не стала развивать тему.
– Ваш кофе может остыть от долгих разговоров.
– Боюсь, как бы мне не обжечься, поторопившись.
– Не бойтесь, а пробуйте!
Она говорит это, облокотившись на перила балкона и глядя на улицу. Я выпиваю чашку одним залпом.
– Ваш кофе – лучший из всего, что я пробовал.
–Мне это все мужчины говорят, - отвечает она, не поворачиваясь в мою сторону. – Многие просто мечтают, чтобы я их угостила.
– Наслаждения, доставляемые красивой женщиной, особенно сладки.
– А вы много об этом знаете?
– В мои годы странно об этом не знать.
Она метнула на меня острый взгляд.
– Зачем Вы мне об этом говорите?
– Чтобы Вы поняли, что своим кофе меня очаровали.
– Спасибо, синьоре. Мне приятно это слышать от Вас.
– Что интересного в городе сегодня?
– Сегодня фестиваль музыки. В церквях хоры поют оратории на латыни, ближе к порту на набережной играют молодёжные группы, а в старом городе будет джаз. Но всё это может показаться скучным.
– Это почему же?
– Потому что гулять одному, слушать музыку одному и ужинать одному в такой вечер просто невыносимо. Надо же с кем-то делиться впечатлениями!
– А с кем Вы будете делиться впечатлениями?
– Я сегодня дежурю по отелю.
Она с вызовом смотрит на меня.
–Послушайте! Сегодня в отеле только один гость – это я. Подежурьте по мне на фестивале!
Франческа просияла итальянским солнцем. Она была очень открытая в эмоциях и щедро дарила их миру.
– С удовольствием!
– Мне только нужно немного передохнуть после дороги, чтобы остались силы на впечатления.
– Отдыхайте, синьоре! А я пока займусь делами и приготовлюсь к вечерней прогулке.
Когда через полтора часа я спустился вниз, Франческа уже ждала меня, одетая в легкомысленное платье, торжественная и лучистая.
– Отдаю себя в Ваши руки, синьора!
– Вам не будет скучно!

Мы вышли в пульсирующий город и закружились в мелодиях и ритмах фестиваля. Музыка и люди звучали везде. Торжественные оратории плыли под сводами церквей, уличные музыканты заряжали гуляющую публику мажорным настроением. Салерно лихорадило праздником.
Франческа постоянно пританцовывала, увлекая меня за собой из одного места в другое. Я любовался её движениями и брал за плечи, скользил, слегка касаясь груди, к бёдрам. Однажды во время танца она повернулась ко мне и поцеловала. Очень быстро, почти незаметно для окружающих. Совсем скоро мы целовались в безлюдной подворотне старого города так неистово, так страстно, что лишь звон колокола над головой и чей-то голос вернули нас на землю. Мы стояли во дворе церкви, и священник уже собирался закрывать ворота двора на ночь. Он бряцал ключами о тяжелый навесной замок, пытаясь привлечь к себе внимание, а потом отошёл в сторону и деликатно смотрел на звёзды.

Мы с Франческой переглянулись, захохотали и устремились в отель, протискиваясь сквозь толпы людей в этой какофонии звуков и стилей. Не привыкшие к такому итальянцы что-то экспрессивно кричали вслед, размахивая руками. Дорога в отель казалась бесконечно долгой в лабиринте узких улиц старого города. Ворвавшись в номер, мы сорвали одежды и набросились друг на друга.
Франческа была одержимая. Секс с ней обжигал и бодрил, как глоток ристретто. Если бы отцы церкви узнали её такой, то в Средние века не избежать бы бедняжке костра инквизиции. Запах кофе, источаемый ею, становился всё сильнее. Сердце моё колотилось так, что в какой-то момент я подумал, что оно пробьёт грудную клетку и переломает всю мебель в комнате. Вдруг она беззвучно затряслась в мелких конвульсиях и долго не могла остановиться. А потом притихла, вся покрывшись испариной.
– Что с тобой, Франческа?
– Это от пережитых чувств. Секс… он был удивительным.
– Мне казалось, что бушующее море поглотило меня, и мир вокруг перестал существовать. Откуда ты взялась на моём пути?
– Из поезда. Я влюбилась еще в поезде. Сразу, как только заметила тебя. Ты не такой, как наши мужчины. Высокий, стройный, спокойный. Я сидела и всю дорогу смотрела на тебя, а ты!.. Ты был увлечён своим окном. Что тебе было дорого в нём?
– Я просто любовался пейзажами.
– Все женщины в поезде смотрели на тебя. Я ненавидела их!
– Не преувеличивай. Хотя ты отчасти права. Итальянские женщины с копчёными голосами часто бросают на меня жгучие взгляды. Видимо, потому, что высокие спокойные чужестранцы – их давняя сокровенная мечта, – я засмеялся, – но поезд привёз меня к тебе.
–Я шла за тобой по пятам от вокзала до ресторана. Сидела неподалёку и смотрела, как ты ешь. Но ты был слишком занят едой, чтобы посмотреть вокруг. Ты ешь жадно и красиво, как дикий зверь. Следила за тобой до самого отеля. Одна лишь мысль, что ты исчезнешь, делала мне невыносимо больно. Я загадала, что ты будешь нашим гостем, и Санта Мария услышала меня.
– Только теперь понял, что главная достопримечательность Салерно – это ты! Где были мои глаза!?
– Ты бросишь меня завтра утром?
– Завтра утром я ухожу в Четару. А потом пойду вдоль побережья до Амальфи. Ради этого я здесь.
– Зачем тебе туда? Останься здесь!
– Лучше ты приезжай ко мне! И укрась моё путешествия!
Последние слова я говорил, проваливаясь в бездну сна.

Я проснулся от запаха кофе. Франческа лежала рядом. Я поцеловал её в тёмный выразительный сосок. Она открыла глаза.
– Ты негодяй! Вчера я просила тебя остаться, а ты мне ничего не ответил.
– Видимо, я ответил тебе уже во сне.
– Ты спал, а я смотрела на тебя. Приближала своё лицо к твоему носу и ловила дыхание. Слушала, как стучит твоё сердце. Его звук волновал меня. Я знала, что оно стучит сейчас для меня. А ты ничего не помнишь! Ты лежал, раскинув себя везде. И тело твое было неподвижно, когда я трогала его губами. Мне было невыносимо вкусно после тебя и ноги дрожали. Как мог ты оставить меня в комнате одну?
– Ночь забрала меня в плен, раскрашенный звёздами нашей близости. И ты была удивительно хороша, укутанная в эту звёздную вуаль.
– Если бы ты мне так не нравился, я бы бросила тебя. Я готова была убить тебя! Я целовала тебя спящего, а ты ничего не помнишь!
– Моё тело помнит все твои поцелуи. Они до сих пор горят на моей коже.
– Ты распаляешь меня своим заинтересованным безразличием. У вас так принято ухаживать за женщинами? Вчера у тебя не нашлось для меня слов? После всего того, что было!
– Я ждал тебя в своём сне. Красота твоих загорелых пейзажей меня вконец обессилела.
– А слова? Где они потерялись?
– Это был идеальный шторм! Тонули не слова, а смыслы.
Она посмотрела на меня так, что я начал тонуть вслед и за несказанными словами, и за смыслами. Свой утренний кофе я пил из её поцелуев.

Солнце было почти в зените, когда я направился вдоль берега в сторону Виетри суль Маре, небольшого городка над морем, откуда и начинается Амальфитанская дорога. Она настолько узкая, что местами там не могут разъехаться две машины. Полюбовавшись морем, я начал подъём в сторону Корпо ди Кава, чтобы, пройдя по горам, спуститься вечером в Четару. Я поднимался в гору, совершенно не чувствуя усталости, опьянённый удивительной встречей и потрясающими пейзажами вокруг. Мысли о Франческе бодрили меня и стирали ощущение времени и пространства. Мне казалось, что кофейный аромат преследует меня. Порывы ветра пахнут арабикой и робустой, а море далеко внизу плещет на берег кофейной пеной.
Я спустился в Четару, когда уже совсем стемнело. Небо полыхало жутким огнём грозы. Казалось, город смоет в Средиземное море, которое от бушующего ливня станет пресным, как Финский залив. Хозяин отеля в этот вечер меня уже и не ждал. Даже удивился, когда я, мокрый и усталый, проник в его светлый уютный мирок. На мне не было ни одного сухого места. Вода при каждом шаге хлюпала в ботинках и выливалась наружу. Сил хватило только на дежурную вежливость. Хотелось поскорее лечь в постель и лежать в тёмной комнате, слушая, как погибает мир за окном. И тут из этого ревущего катаклизма в моей комнате появилась она.
– Привет! Еле нашла тебя! Почему ты не отвечаешь на мои звонки? Я тебе звонила тысячу раз!
– Привет! В горах началась гроза, и я выключил телефон. Ты вся мокрая и дрожишь! Как ты себя чувствуешь?
– Я сегодня в прекрасном настроении прожила весь день. Не помню, как прожила его, но ощущения такие удивительные! Душа моя горела тобой. Даже твоё молчание меня не остудило, не то что дождь.
– Тебе не повредит горячий душ и немного граппы.
– Буду греться твоими поцелуями. Мне будет достаточно.
– Только в горячем душе. Раздевайся!
Она сняла платье, под которым ничего не было. Её соски заизюмились от холода.. Франческа впилась в меня губами, которые разжала только под горячими упругими струями душа.
Вынырнув из плотных клубов пара, мы долго лежали в постели, прижавшись друг к другу, и уже вместе слушали, как за окном наступает конец света.
– Сегодня утром после нашей любви я смотрела в твои глаза, они синевы невозможной. И эта улыбка твоих черт! Твои руки и тело аристократа! Ты покорил меня с первого взгляда. Я не могу не думать о тебе. Жаль, что это не может длиться вечно!
– Вечность – самая страшная награда за наши чувства. Как море рождает волну перед встречей с берегом, так чувства людей возвышаются перед тем, как налететь на камни разлуки.
– Твои слова ранят меня в душу и возносят меня. Мне никто не говорил таких слов. Ты их всем женщинам говоришь? Только не ври мне!
– Я говорю их только тем, чьи чувства волнуют меня, и в чьих волнах я готов тонуть. Ты удивительная. Твои чувства меня обжигают.
– Ты даже молчишь по-другому, не как другие мужчины. Когда они молчат, у меня приступы бешенства случаются. А ты молчишь демонически, и бессилие воли у меня от твоего молчания. Почему ты не можешь молчать по-человечески? Чтобы я просто могла быть собой!
– Я пугаюсь твоих чувств.
– Что я делаю не так?
– Всё так, просто… как тебе это сказать… просто в моей холодной стране на такие эмоции способны лишь слегка сумасшедшие. А у меня нет для тебя столько ответного безумия.
– Не разочаровывай меня своими откровениями. Ты думаешь, что я ненормальная?
– Я и себя чувствую ненормальным рядом с тобой. Ты пробудила во мне демонов, и они рвутся наружу.
– И зачем тогда тебе быть собой, когда ты рядом со мной?
– Мне нравится будоражить воображение тобой. У меня от тебя кофейное настроение. Но я болею от этого и боюсь этого. Это как купаться в шторм: сплошной адреналин, но можно и не выплыть.
– Ты просто не умеешь любить по-настоящему. Хворь – она порождение любви, ей тоже надо случаться, чтобы не привыкнуть к состоянию счастья.
Я промолчал, подтвердив её правоту.
– Мне с тобой очень хорошо. Просто скажи, что любишь меня. Это всё, что мне нужно.
– Ты удивительная женщина!
– Ты скуп на чувства и добрые слова, но всё равно я тебя люблю.
Она страстно поцеловала меня и мгновенно заснула. В следующее мгновение заснул и я.

Утром, когда я открыл глаза, её кофейный аромат ещё витал в комнате. Брючины моих штанов были связаны узлом. На них лежала записка. «Далеко от меня не уйдёшь! Жди меня завтра в Амальфи! Твоя Франческа!» Огромный поцелуй скреплял послание и не оставлял никаких сомнений, что так всё и будет.

Я шёл по горной тропе, наслаждаясь красотой и покоем итальянской осени. Солнце светило ярко, но уже не обжигало. Синь моря сливалась с почти прозрачной бирюзой опалённого неба в размытом горизонте. Огромные ярко-жёлтые лимоны разбавляли сочную зелень окрестных склонов и сероватую дымку оливковых рощ. Земляничные деревья и фейхоа усыпали мой путь своими плодами. Живописные пейзажи вокруг сплошь были наполнены ароматами и звуками.

К вечеру следующего дня я пришёл в Амальфи. Этот небольшой, зажатый между морем и горами город долгое время был достойным соперником Венеции и Генуи в борьбе за владычество на море. Даже сегодня его былое величие намного больше его самого. Несмотря на почтенный возраст, Амальфи и сейчас очень живой и яркий, говорящий на десятках языков своих бесчисленных гостей. Здесь, как, впрочем, и в любом другом городке на побережье, нет проспектов, улиц и площадей в нашем понимании. Лишь нагромождение домов, между которыми лишь проходы, коридоры и лестничные клетки. Словно гуляешь по подъездам многоэтажного дома, то выходя на крышу, то спускаясь в подвал. Кажется, что каждый подъезд этого дома проектировал отдельный архитектор. Иногда самоучка. А лестницы в нём делали в явном расчёте, что землю заселят великаны с огромными шагами. Пожилые обитатели этих городов даже не предполагают, что к жилищу можно подъехать на машине. Даже вход во многие дома часто устроен сверху.

Заселившись в свой отель через крышу, я сидел на балконе с бокалом альянико и с нетерпением ждал, когда придёт Франческа, предвкушая нашу скорую встречу. Пока она будет есть сыр с вином, я буду наслаждаться любой её ужимкой, каждым вздохом. «Снимай всё!» – велю я и начну трогать её взволнованную промежность. Нас будет трясти от желания, но когда мы ляжем в постель, я сделаю паузу – пусть немного потомится.

Франческа ворвалась в номер, выхватила у меня из рук бокал, залпом выпила и впилась в меня губами. Я стал пить большими жадными глотками этот крепкий-крепкий кофе.

– Когда я шла к тебе, ветер разочарований уже лез мне под юбку и хлестал по щекам. Я взглянула на часы, ах да! Близится время нашего расставания! Всё ведь так предсказуемо! И дверь твоя заныла так пронзительно, так яростно, что я уже знала: совсем скоро не будет ни интимных поцелуев, ни слов любви. И я не почувствую себя желанной женщиной. И даже блеск твоих серых глаз светит мне, пропадая, как далёкий маяк в морском тумане. Твои поцелуи остывают так стремительно! Сколько нам осталось быть рядом?

– Завтра я возвращаюсь в город, где лето похоже на вашу осень. Где мужчины с неровными телами платанов и холодным соком вместо крови не горят, а тлеют. Где женщинам ничего не остаётся, как любить их и рожать от них детей. Где только с мечтой о море можно пережить долгую зиму.

– Сегодня в твоих глазах уже осень. А ведь ещё не время. Куда ты уезжаешь навсегда?

– Туда, куда твой аромат не долетит до меня сквозь времена года и тысячи километров разных стран.

– Что тогда тебе останется от меня?

– Поэма об Италии, наполненная скорее чувствами, чем содержанием.

Мы выходим в сумерки и после небольшой прогулки по городу садимся за столиком в ресторане. Сегодня день тунца. Карпаччо из тунца, тунец-гриль, тунец, возлежащий на руколе, тунец в гармонии с томатами и оливками и прочие кулинарные изыски. Пока Франческа выбирает, я наблюдаю за соседями вокруг, наслаждаясь созерцательной праздностью. Вот две модные женщины за столиком возле входа едят салат, и провожают взглядом все блюда, которые несут не им. А чуть поодаль две пары: полная и стройная, заказали три большие пиццы. Как они их поделят между собой, чтобы сохранить status quo? Напротив нас два гея с модными стрижками и влажными глазами в ожидании еды смотрят чёрно-белые чувственные фото женщин в фотоальбоме. Рядом с ними муж нянчится с младенцем, а жена разливает вино по бокалам. Время от времени Франческа отрывается от меню и поглядывает вокруг, бросая на меня ревнивые взгляды. Мы заказываем каждый своего тунца и в ожидании охлаждаем внутренний жар холодным фиано. Франческа выглядит взволнованной и нервной.

– Сегодня в мою постель ляжет один мужчина с серыми глазами, и его член торжественно встанет надо мной. Я буду глотать его упругую плоть всеми своими умениями. А с рассветом он уйдёт из моей жизни навсегда, оглядываясь на лучшие дни в его жизни! Солнечный свет, щекоча мою остывающую кожу, продиктует мне забвение. Вскоре я перестану понимать, было это наяву или просто ты проник в мой сон, чтобы лишить меня покоя навсегда. А потом моя фантазия пришлёт другого мужчину. Он будет говорить мне простые слова о любви, а я расскажу ему о тебе! Как твои пальцы, язык и даже странные мысли были во мне, перевернули там всё и улетели, рассеянные утром. Зачем ты отравил меня своими объятиями?

– Затем, что за время, прожитое в твоих объятиях, я узнал многое о несбыточном наяву. Меня и сегодня затянет в твой сон неодолимая сила твоего притяжения, чтобы тоже лишить покоя на долгие годы.

– В детстве я любила подсматривать чужое дыхание во время сна. Я делала это с мамой, с братом, с папой. Всех подлавливала и дышала с ними в унисон. А пойманное дыхание бабушки означало мою долгую безбедную жизнь и счастливый брак. А потом я слушала, как розово сопит в кроватке моя дочь. Это было к покою. Я и твоё дыхание поймала. Ты дышишь размашисто и широко. Мои соски напрягались, когда я слушала твоё дыхание. Думаю, что это значит бурю и шторм.

– А я в детстве ловил запахи. Мама пахла маргаритками, а девочка, которая мне нравилась – барбарисом.

– А чем пахну я?

– А ты пахнешь кофе. И немного лимонами, когда возбуждаешься. И мой член напрягается от этого.

Франческа улыбается, порывисто подаётся ко мне, целует и сильно сжимает мою руку. Её аромат вмиг усиливается.

– А ты пахнешь костром из опавших листьев, – доверительно шепчет мне она.

В качестве дижестива официант подаёт неизменный лимончелло – бессмертную заспиртованную душу амальфитанского лимона. Мы пьём его ледяную свежесть. А потом идём к морю. Долго стоим на берегу, глядя в бесконечность. Я молчу, глядя на лунную дорожку, обнимая Франческу, и прижимаюсь к ней всем телом. Женщина нервно дрожит. Потом отстраняется от моих объятий, резко поворачивается и кричит мне:

– И правильно не говорить, что любишь, женщине, по которой якобы соскучился!? Может вообще от поцелуев отказаться? Да и от секса, в общем-то. Ты ласковости моей не смог постичь, как и я, не задержала тебя, такого необычного, милого мне. Ничего не говори и не связывайся со мной никогда! Ты слышишь?! НИКОГДА!

Я прикладываю её холодные руки к своей груди.

– Мысли о дурном делают тебя собой. Ты слышишь голоса демонов, но не мои слова страсти и нежности! И со свинцового неба твоей осени не дождь льётся – слёзы о прошедшем. Ты словно одержима разлукой!

– Дай мне помучиться хоть немного.

– Тебе даже повод не нужен. Успокойся, Франческа! Весна с тобой случится!

– Я спокойна, хоть ты стремительно отдаляешься.

– В мыслях твоих тлен поздней осени. Не со мной он связан.

– Мы сразу расстались при первой встрече.

– Первый шаг навстречу есть первый шаг к расставанию.

– У меня куча причин на тебя обижаться, даже когда я слушаю шум моря. Зачем мы расстаёмся?

– Кто ж знает!...

– Вот и останемся не любовниками, а давними приятными знакомыми. Она обняла меня всем телом, расплывшись в грустной улыбке.

– Останови меня немедленно! Не хочу больше сердиться на тебя! Слушай, а давай пообнимаемся и расцелуемся! А потом я к тебе попристаю, пока ты спишь!
– А я из ядовитых лиан страсти, опутывающих нас, сварю волшебный эликсир. Он вылечит нас от скорой неизбежной осени.

На следующий день ранним утром я уехал в аэропорт. Как и в день моего прилёта, шёл дождь. Я трогал итальянскую осень за упругие струи дождя и ловил себя на мысли, что всю дорогу назад вспоминаю кофейный жар её темперамента, волнующую темноту междуножья и хриплый царапающий голос. И душу, истерзанную пронзительными, надрывными, иногда не случившимися любовями.


Томление сладкого ничегонеделания находит в сердцах удивительные струны, звук которых, как камертон, возвращает нас в лучшие моменты жизни. Накопленный опыт, новые переживания не меняют его. Сквозь время он звучит всё так же чисто и ясно, являясь нам из прошлого в минуты душевного спокойствия.
Промозглый ноябрьский вечер я коротал с фильмом «Зови меня своим именем». Несколько недель из жизни героев, уложенные в пару часов неспешного повествования, растянулись под апеннинским солнцем на долгие годы, уходя далеко за горизонты настоящего. В моей комнате стоял едва уловимый аромат кофе. А где-то в Салерно жгли костры из опавших листьев…




Другие рассказы: