Я беззаветно люблю Ригу, её яркий румяный задор средневековья, восторженный югендстиль прекрасной эпохи и современные здания из стекла и бетона, которые мне напоминают кристаллы Сваровски, разбросанные архитектором по всему городу. Рига обворожительна! Готические шпили соборов пронзают низкое небо и смотрятся в неспешные тёмные воды Даугавы. Извилистые улицы Старого города говорят со мной на датском, голландском, немецком и других языках великого Ганзейского союза. Каждый день, гуляя по ним, я добавляю к образу вдоль и поперёк знакомого города что-то новое, как художник долюбливает чуть заметными штрихами давно законченную картину.
Вот Шведские ворота раскрыли свой кривоватый рот с гранитными зубами ограничительных столбиков. Сегодня они проглотили воздушный шарик, а потом выплюнули его в небо целым и невредимым. А вот исписанные названиями сладостей часы «Лайма» на границе старого города – привычное место встреч горожан. В детстве я заходился слюной, читая и живо представляя себе все эти «зефиры, карамели, конфеты, шоколады». А сейчас, наблюдая за чужими первыми свиданиями под часами, чаще думаю о золотистых копчёных шпротах на рижском хлебе с огурчиком.
Чёрные коты на конусных крышах дома в средневековом стиле на улице Мейстару издалека показывают мне свои зады с потёками от непогоды. Я их недолюбливаю со времён конфетно-зефирного детства. Мне тогда казалось, что ночью коты прокрадутся в мою комнату, будут страшно шипеть из-под кровати и хватать когтями за босые ноги, торчащие из-под одеяла. Вот и сейчас, кутаясь в тёплый шарф, стараюсь пройти мимо них неузнанным. В Бастионном парке я люблю молча смотреть на тихую воду Городского канала и шуршать опавшими листьями под ногами. А вон та клумба всё лето строила мне свои анютины глазки. Кокетка!
За границами Старого города начинается удивительное царство модерна. Ни одна эпоха не дала Риге столько красоты, сколько эпоха нового стиля. Словно кто-то открыл над ней архитектурный рог изобилия, из которого на фасады домов пёстрым потоком выплеснулись затейливые маскароны, фризы и капители. Бесчисленным атлантам и кариатидам некогда скучать. День и ночь они безропотно несут свою тяжёлую вахту, глядя печальными глазами на праздно гуляющих людей. Маэстро рижского модерна, великий Михаил Эйзенштейн, своим вдохновением создал самых красивых каменных женщин на всей Балтике. И с тех пор город смотрит на мир вокруг их застывшими в вечной молодости лицами.
Рижский модерн, он же югендстиль, – это ожившие ночные кошмары и несбыточные грёзы бывших хозяев домов, их тайные страсти и жуткие семейные драмы, застывшие в камне. В нём кричит страх внутренней пустоты и бурлит обильным фасадным декором жизнь напоказ. На парадных входах и окнах домов любовь и ненависть навеки переплелись между собой затейливым растительным орнаментом. Югендстиль – это странный парад невиданных драконов, химер и сфинксов, рождённых необузданной фантазией лучших архитекторов того времени.
Осенью, когда небо заходится холодными дождями, и город быстро остывает под завывания балтийского ветра, я остываю вместе с ним, погружаясь в мрачные лабиринты своего сознания, где оживают макабрические обитатели рижского модерна.

***

Окна в доме напротив ожили субботним вечером в начале февраля. Всю зиму они таращились на меня своими чёрными пустыми глазницами. Смотрели внимательно, не мигая, в упор. Все остальные окна с утра до вечера моргали шторами и занавесками, суетились силуэтами людей или хлопали форточками и створками. А эти излучали сумрак ничегонепроисходящего. Мне почему-то сразу было необъяснимо понятно, что два тёмных окна напротив станут сценой для предстоящей увлекательной пьесы с моим участием.
Моя жизнь в тот период была такой же пустой и ничего интересного в себе не содержащей. Вопреки многолетней привычке много гулять я довольно редко выбирался из квартиры в нахмуренный серый город. Целыми днями я пялился в телевизор или подолгу сидел у окна, наблюдая чужие жизни в окнах соседнего дома. Сериальность происходящего в них позволяла мне убивать сколь угодно много времени.
Окрашенные скукой повседневности жизни моих соседей мало походили на драмы или комедии. Это были унылые байопики о том, как люди ужинают, смотрят телевизор или готовятся ко сну. Иногда сериальные герои раздевались, не зашторив окна, демонстрируя свои белые неровные тела. Их нечастые ссоры немного разбавляли сюжет, но не добавляли ему остроты и внезапных поворотов. Балтийский темперамент не родит горячих сцен в итальянском стиле с битьём посуды и экспрессивными диалогами. Каждый вечер я равнодушно досматривал очередную серию, ждал, когда окна погаснут, и вскоре засыпал сам, одурманенный виски.
У меня уже давно не было женщины. Да я и не нуждался в ней, пребывая в каком-то странном оцепенении духа. В каждой встреченной на улице даме я сознательно находил массу изъянов, чтобы оправдать свой побег от возможного знакомства с продолжением. А может, это я сам отпугивал всех красивых женщин: из отражений в магазинных витринах на меня смотрел мрачный небритый тип с растрёпанными волосами и тёмными кругами под глазами. Он сопровождал меня повсюду, куда бы я ни шёл.
Однажды, гуляя по рождественскому рынку на Домской площади, я наткнулся на оглушённую пивом и глинтвейном британскую туристку в дурацком сантаклаусовом колпачке. Она приехала в Ригу с подругами на уик-энд и жаждала приключений. У неё был громкий напористый голос и искрящее либидо. Дама буквально выпрыгивала из трусов в стылый декабрьский вечер. Не тратя силы на красноречие, я привёл её домой и молча трахнул прямо в этом грёбаном красном колпачке.
Англичанка вела себя, как шлюха из порнофильма: дерзко смотрела мне в глаза и театрально, с вызовом, постоянно повторяла «fuck me». Что я, собственно, и делал в этот момент, не испытывая при этом особогоудовольствия: просто механически двигался в ней, держа за мягкие целлюлитные бёдра. Отрепетированные как перед зеркалом бесконечные «Oh! Yeh! Аааh!» ужасно раздражали меня, и я заткнул ей рот рукой. Но эта дура вырвалась и продолжила орать как оглашенная.
Когда всё закончилось, моя гостья успокоилась на несколько минут, а потом принялась болтать без умолку. Ничего не говоря, я ушёл в туалет, надеясь, что когда вернусь, она уже оденется. И я отправлю её в ночь, навстречу рождественской сказке. Но англичанка не просто дождалась меня, а ещё и захотела повторить наш «wonderfull sex». Смачно, по слогам, испытывая наслаждение от её унижения, я произнёс «it’s absofuckinglutely impossible» и выпроводил из квартиры. Захлопнув дверь, я с ощущением брезгливости поднял с пола и выбросил в мусорку остывший презерватив, залпом выпил полстакана виски и… проснулся среди ночи в нелепой позе рядом с диваном от того, что у меня затекла шея.
Эта туристка была последним человеком, с которым у меня был контакт. Я избегал любого общения даже со случайными людьми: продавцами в магазине или соседями по дому. При встрече тихо бурчал им приветствие и быстро уходил. Порой, в течение нескольких дней я не произносил ни слова, и тогда просто что-то говорил вслух, чтобы услышать свой голос и убедиться, что связки не атрофировались от длительного молчания. По вечерам я часто не включал свет, довольствуясь лишь тем, что проникал в комнаты с улицы. Даже тусклое свечение прикроватной лампы слепило меня. Мой телефон перестал надрываться звонками и пиликать сообщениями от знакомых. Иногда он разряжался и подолгу лежал на столе неубранным, никому не нужным чёрным трупом. Окружающий мир оставил меня в покое.
Рождество я проспал, наблюдая чужой праздник в кресле перед окном до тех пор, пока сон не сморил меня. Проснувшись под утро, я зашёл на кухню съесть свой рождественский ужин. На столе в открытой жестяной банке возвышалась братская могила шпрот в жёлтой луже масла. Рядом лежал заветренный кусок ржаного хлеба. Я выловил несколько рыбин, заливая жирными каплями скатерть, уложил их безжизненные тела на горбушку и без аппетита сжевал свой праздничный бутерброд. Почувствовав, что он застрял на полпути к желудку, я сделал несколько глотков виски прямо из горла стоящей на столе бутылки. Потом подошёл к окну и посмотрел на дом напротив. Все соседи спали после праздничной ночи. Вокруг стояла оглушительная тишина.
Не зная, чем себя занять, я вышел на улицу, прошёл в полном безмолвии несколько кварталов и неожиданно почувствовал себя одним во всём городе. То ли от этого ощущения, то ли от зимней зябкости я вмиг продрог и согрелся, лишь выпив дома большую чашку горячего крепкого чая с рижским бальзамом. Потом лениво пошелестел книгой и проспал весь день, укутавшись в одеяло.
Сразу после светлого праздника началось великое декабрьское померзение. Серые балтийские облака обрушились на землю первым снегом. Под его тяжестью ссутулились деревья в парках. Далёкий угрюмый север поднял своим холодным дыханием первую метель. Обычно людные улицы рождественской Риги осиротели. Даже бесстрашные всепогодные туристы куда-то исчезли. Изредка я покидал свою квартиру и шлялся по городу под заунывный вой ветра с моря. Без солнца серая пелена ранних непогожих сумерек разъедала потускневшие краски города. Лица редких прохожих, встречавшихся мне по пути, были безлики, как в чёрно-белой документальной хронике. Возвращаясь домой, я не помнил ничего из увиденного. К Новому году я окончательно расчеловечился и погрузился в туман беспамятства. Моё добровольное одичание достигло своего апофеоза и обрело настоящий смысл.

***

Вечером одного из долгих безликих дней два тёмных окна дома напротив зажглись уютным жёлтым светом, явив мне необжитую пустоту своих комнат. По квартире в задумчивости ходила молодая темноволосая женщина в бесформенном свитере и джинсах, под которыми угадывалась крепкая пропорциональная фигура. Я почему-то подумал, что она примеряет на себя не только эту квартиру, но и новую жизнь. Вскоре женщина ушла, вернув в окна напротив привычную темноту, и я снова занялся своим любимым делом – убиванием времени.
Несколько дней женщина приходила ближе к вечеру и обживала квартиру. Какое-то время она посвящала телефону, потом внимательно осматривала небольшую кухню и комнату, потом раздевалась до трусов, собирала волосы под заколку и, пританцовывая, начинала наводить порядок. Иногда она просто танцевала, мотая головой и поднимая руки вверх. Её размерная грудь хаотично двигалась не в такт телу. Я не слышал музыки, но, думаю, это была Мадонна. Закончив дела, женщина уходила. Ожившие окна снова чернели. Я переключался на другой канал, этажом ниже, и продолжал коротать время перед сном, досматривая очередную серию о жизни моих соседей.
В один из приходов женщина разделась, верная своей привычке, и начала вешать тюль. Когда занавес был готов, она распахнула его, сделала себе чай, села на подоконник и долго сидела на нём с дымящейся чашкой в руках, глядя в расшторенное окно. Это было чем-то похоже на афишу нового спектакля. Я налил себе виски и мысленно чокнулся с дамой за знакомство: «Здравствуй, новая соседка! Добро пожаловать в мой домашний театр!»
Теперь я наступлением темноты я увлечённо смотрел новые серии сериала «Окна напротив» с соседкой в главной роли. С её появлением в кадре я уже не отвлекался на драматические события в жизни алкоголика с третьего этажа. Меня не интересовали семейные сцены молодых супругов этажом ниже. Каждый вечер я ждал, когда новая героиня выйдет на освещённую сцену своей квартиры и начнёт играть себя. Чтобы оставаться незамеченным, я умышленно не включал свет, не пользовался телефоном и не подходил близко к окну. Мне казалось, что, увидев меня, соседка начнёт фальшивить и быстро превратится из главной героини в одного из второстепенных персонажей поднадоевшего за зиму бесконечного шоу.
Чтобы лучше разглядеть женщину, я купил в охотничьем магазине бинокль и теперь мог часами сидеть в темноте в большом удобном кресле в метре от подоконника, внимательно наблюдая за ней. Сантиметр за сантиметром я рассматривал мельчайшие детали её обнажённого тела: пирсинг в глубоком пупке и несколько тёмных волосков под ним, прыщик на щеке и слегка растёкшаяся тушь в уголке глаза, раздражение на бритом выпуклом лобке и новый яркий маникюр, родинки по всему телу и крупные светлые бугорки вокруг больших выразительных сосков. У соседки были глаза, как у камышовой кошки, сильные ноги с довольно крупными ступнями, крепкая тренированная попа и большая татуировка бабочки на пояснице между двумя ложбинками, что выше ягодиц.
Постепенно я узнавал её привычки. Соседка всегда раздевалась догола и ходила по квартире обнажённой. Причём трусики снимала раньше бюстгальтера. Если она что-то рассматривала – слегка наклоняла голову вправо. Время от времени женщина нюхала свои подмышки. Глядя в зеркало, она надувала губы и наклоняла голову, словно хотела ему понравиться. Иногда роль зеркала играл экран телефона. Тогда соседка старалась для него.
Она никогда не расставалась с телефоном: когда готовила еду, ела, танцевала, смотрела телевизор – телефон всегда был рядом и постоянно требовал её внимания. Казалось, она жила постоянным ожиданием каких-то важных новостей, которые нельзя пропустить. Иногда женщина с кем-то подолгу говорила или переписывалась. В эти минуты она почти не двигалась, и я мог сходить в туалет или на кухню. Разогрев еду или сделав сэндвич, я тотчас возвращался, и с удовольствием отмечал про себя, что не пропустил ничего интересного.
Часто во время ужина я вместе с соседкой смотрел через бинокль немые фильмы по её телевизору. Это были слюнявые сериалы с вечно страдающими героями. Прожив передо мной несколько часов, женщина одевалась и уходила. Спектакль заканчивался, и свет в окнах гас. Я покидал ложу и шёл на прогулку по городу или ложился спать.

***

Мы столкнулись нос к носу в нескольких кварталах от дома. Встретились глазами, застряли друг в друге взглядами дольше приличного и продолжили каждый свой путь. Через мгновение снова обернулись и улыбнулись друг другу. Да-да! Я впервые за несколько месяцев улыбнулся. Интересно, как выглядела моя улыбка? Надеюсь, это не был оскал городского сумасшедшего. Я подошёл к новой соседке. Почему – до сих пор не понимаю.
– Привет! Мне только показалось, или одна из прекрасных кариатид с улицы Альберта вышла пройтись по городу, пока нет туристов, – произнёс я, стараясь не спугнуть свою неожиданную улыбку. Как ни странно, говорить я тоже не разучился, хотя подзабытый мною за долгое время собственный голос звучал хрипло. – Не желаете познакомиться с ожившим атлантом вашей мечты? – продолжил я, удерживая улыбку на лице.
Соседка приязненно посмотрела на меня взглядом согласной на долгое знакомство женщины и ответила:
– Привет, оживший атлант! Давай познакомимся!
Её звали Илона. Удивительно, что до этого я совершенно не задумывался о её имени, хотя знал о ней многое. Мне это даже в голову не приходило. Я пригласил соседку в кафе. Пока мы разговаривали за столиком, я наблюдал, как шевелятся её полные губы, как двигаются кисти рук, поправляя цепочку на шее и вращая колечко на пальце. А её голос! Он был приятный, переливистый, с несколькими сиплыми нотками. Будто после перенесённой простуды. Сейчас я даже не могу вспомнить, о чём мы тогда говорили. Но неловких пауз между нами не возникало, и беседа лилась спокойно и плавно.
А ещё от Илоны пахло грехом. Я ловил этот запах, как дикий зверь ловит запах далёкой дичи. Он просачивался сквозь трещины в толстой наледи одичалости, которой я покрылся за зиму. Я не могу описать его, но дело, определённо, было не в парфюме. Скорее, наоборот – аромат её духов меня раздражал. Он был слишком громкий, кричащий, мешающий. Интересно, поняла ли она тогда, что учуял этот первобытный запах женщины?
Закончив уже остывший кофе, мы обменялись номерами телефонов.
– До свидания, прекрасная кариатида! – сказал я на прощание и пожал Илоне руку. – Сегодня мой лучший день за всю зиму!
– До свидания, оживший атлант! – ответила она и ушла.
Я не стал возвращаться к себе, а пошёл гулять по вечернему городу один. Впервые за долгое время Рига заулыбалась мне яркими огнями жизни. Жёлтые окна многоквартирных домов были похожи на поле, заросшее мать-и-мачехой. А неоновые вывески магазинов рассыпались на февральском морозе разноцветными пятнами сирени. Уличные, белого света фонари почему-то пахли ландышами. Этот тончайший аромат отражался в замёрзших лужах и щекотал моё проснувшееся воображение. «Завтра надо сделать в квартире уборку», – решил я, вернувшись домой.

***

Долгое время Илона не появлялась. Каждый вечер я ждал её, но напрасно: тёмные окна её квартиры смотрели на меня пустыми глазницами. Мысли роились в голове: «Куда она пропала? Может, она заболела или куда-то уехала? Захочет ли она ответить мне на звонок или просто дала свой номер потому, что не решилась отказать городскому сумасшедшему?»
Я чувствовал, что после знакомства с соседкой что-то изменилось в моём затхлом мире. Ледяная короста отрешённости, которой я покрылся за последние месяцы, пошла трещинами и начинала таять от искры, рождённой Илоной. Сериальный образ женщины из окна напротив стал осязаемым. Моя рука помнила её прикосновение! Я закрывал глаза и видел, как шевелятся её чувственные губы.
Во время долгих прогулок по городу я вглядывался в бесстрастные лица кариатид или рассматривал женские маскароны на домах, пытаясь найти среди них кого-нибудь похожего на Илону. И вдруг однажды нашёл! Одна кариатида на улице Альберта была похожа на неё как родная сестра. С тех пор каждый раз, проходя мимо кариатиды-Илоны, я приветствовал её лёгким поклоном головы. А потом долго стоял рядом и любовался, полунагой и усталой, придавленной грузом повседневных забот.
Не дождавшись соседки очередным вечером, я отправил ей сообщение: «Привет! Давай увидимся завтра?!» Она сразу отозвалась: «Давай!» и прислала сердечко вдогонку. Мой завтрашний день начался с бессонницы. Не помогла даже конская порция виски. Поворочавшись немного и сделав безуспешную попытку почитать, я встал и подошёл к окну. Лампа ночного освещения на улице тоже не спала, нервно моргая своим электрическим глазом. В тишине бессонной ночи я вслух разговаривал с воображаемой Илоной, и мой голос уже не казался мне чужим и забытым. Я заснул только под утро, когда её образ перед глазами стал уже не таким ярким, а лишь слабо мерцал в моём сознании.
Мы встретились в кафе недалеко от Домского собора. Я пришёл немного раньше и заказал имбирный чай со своим любимым десертом «Старая Рига». В моём детстве он был для меня олицетворением королевского деликатеса, символом несоветской роскоши. Мне нравилось смотреть, как десерт дрожит на ложке, белый и упругий, когда с вожделением медленно подносишь его ко рту. Я ловил вибрацию каждого кусочка, положенного на язык перед тем, как растереть его языком по нёбу, смакуя желейный творожный вкус и наслаждаясь протяжным послевкусием. Глядя на заказ, принесённый официантом, я поймал себя на мысли, что «Старая Рига» напоминает мне грудь Илоны: белую и нежную, вздрагивающую в танце. Когда официант отошёл, я украдкой наклонился к тарелке и потрогал десерт языком. В этот момент за спиной послышался знакомый, немного осипший голос:
– Привет! Угостишь даму лавандовым кофе с чизкейком?
– Конечно, – приветливо буркнул я в ответ. Мне стало неуютно от мысли, что соседка точно так же сейчас наблюдала за мной, как и я за ней из своей квартиры.
Илона сняла куртку и села за столик. Всё помещение кафе вмиг наполнилось запахом греха и парфюма. Может, это именно он лишил меня покоя и не давал заснуть по ночам? У соседки был хороший аппетит. Часто женщины едят медленно, отвлекаясь на долгие разговоры. Илона ела по-мужски уверенно, без болтовни. Лишь поведала, что очень проголодалась. Быстро закончив, она достала телефон, внимательно осмотрела себя на экране, смахнула невидимую крошку с губы и бодро спросила:
– Ну, какие у нас планы?
– Пойдём гулять по городу! Сегодня особый день.
– Какой? – Илона посмотрела на меня недоумённо.
– День почитания облаков. Прекрасный повод трепетать мурашками своих тайных желаний и ловить ртом падающие снежинки. И вместе с ними мы ритуально доедим последние дни зимы. Даже если ты ещё не наелась, то через час прогулки появится приятное чувство сытости, – моё ожившее красноречие уверенно побеждало накопившееся во мне за зиму человеконелюбие.
Илона улыбнулась и сказала: «Я с удовольствием доем с тобой эту зиму!» Я подал ей куртку, и мы вышли из кафе. Какое-то время запах греха просачивался через одежду, но вскоре на морозе он пропал. Лишь шлейф её духов плыл за нами по стылой улице.

***

Мы, не спеша, шли под руку по Старому городу. Иногда через просветы в плотных облаках пробивалось солнце. Знакомые разноцветные дома по пути приветствовали нас поднятыми вверх руками своих труб. Я развлекал Илону историями о любимом городе.
– У меня есть заветные места, куда я обязательно прихожу, гуляя по Риге. Одно из них – памятник первой в мире рождественской ёлке на Ратушной площади. Главная идея европейского гуманизма – банальность добра. А украшенная игрушками ель – её воплощение. Облепиховые ягоды гирлянд и огоньков яркими гроздьями висят на пушистых ветвях. Новогодняя бижутерия украшает здания, пряный запах глинтвейна окутывает рождественские рынки, а шумное многоголосие наступающего праздника эхом отражается от старинных зданий. Всё это рождает волшебство! – я говорил это и не верил, что в этом году праздник прошёл так бездарно.
– И я обожаю Рождество! Огоньки! Ожидание чуда! Подарки! – глаза Илоны засияли гирляндами ёлочных огней. – У тебя случались интересные истории на Рождество?
– В последнее время ничего особенного, – неопределённо пожал я плечами. << Вряд ли секс с англичанкой можно считать интересной историей. >>
У застывшей этажерки из бременских музыкантов с затёртыми до блеска мордами я продолжил свой рассказ:
– Экскурсоводы рассказывают туристам, что этот памятник символизирует падение железного занавеса, за который и заглядывают герои сказки. Я давно хочу залезть наверх и тоже заглянуть за горизонты своего настоящего. Но, увы, мне ни разу так и не хватило смелости решиться на это. Поэтому обычно я просто стою рядом в образе Трубадура и всматриваюсь в лица снующих мимо людей. Потом обхожу памятник по часовой стрелке, тру блестящие носы животных, загадываю желание и только после этого иду гулять дальше.
– Ты веришь в приметы? – спросила Илона.
– Я верю только в хорошие приметы.
– А в плохие?
– А в плохие – не очень. Просто стараюсь их не замечать.
– А я верю в гороскопы. В этом году гороскоп обещает мне судьбоносную встречу, – Илона выразительно посмотрела на меня.
– А ещё я всегда загадываю, кто из бременских музыкантов на кого из проходящих мимо людей похож, – продолжил я, словно не замечая её взгляда. – Однажды я увидел человека, настолько похожего на осла, что даже не удивился бы, если бы тот вдруг заревел по ослиному.
– А что было потом?
– Мы встретились глазами, и, кажется, он всё понял.
– Люди чувствуют мысли других о себе, – сказала Илона и снова посмотрела на меня.
– Если они не ослы, – поддержал я её мысль, отведя взгляд.
– Точно. Вот собаки и коты очень тонко чувствуют людей. У меня есть и кошка, и собака. А у тебя есть кто-нибудь?
<< Сказать ей, что я давно уже не испытываю потребности ни в общении с людьми, ни, тем более, с животными? И что последнее время мне ближе всего по духу памятник привидению, что недалеко от шведских ворот. >>
Показаться Илоне кото-собаконенавистником я не хотел, поэтому, немного помедлив, ответил:
– Видишь ли, мой образ жизни не позволяет мне завести домашнее животное.
– Многие заводят собак, чтобы гулять.
– В этом нет необходимости. Я часами шляюсь по городу просто так. Поверь мне, никакая собака столько не выдержит.
– Я тоже обожаю гулять и рассматривать витрины магазинов! – тут же подхватила тему Илона. – А ты?
<< Я только и делаю, что каждый вечер подсматриваю чужие жизни в окнах напротив! Последнее время это моё любимое занятие. >>
Я чуть не выдал себя. Хорошо, что моя спутница смотрела в другую сторону.
– Когда я гуляю по городу, то обязательно заглядываю в расшторенные окна по пути, стараюсь украсть немного личного у людей, живущих за ними, тайно прикоснуться к чужому: подслушать обрывки фраз или вдохнуть запах приготовленного ужина. Без пульса людских страстей дома – это всего лишь памятники навсегда ушедшему прошлому.
– Красиво сказал. Надо запомнить!
– Кстати, многие дома напоминают мне людей, – продолжил я беседу. – У каждого из них свой характер. Вот, например, «Три брата». Смотри! Они смотрят на мир широкими глазами тёмных окон и вызывают ощущение основательности.
– Точно! – оживилась Илона. – Ты похож на среднего: широкоплечего, жизнерадостного, самого красивого из них.
Я невольно распрямил плечи, представляя себя в роли среднего брата. А потом, немного поиграв мышцами под одеждой, продолжил:
– Или вон тот, через дорогу! Мой любимый! У него всегда зашторены окна. Он явно что-то скрывает. Какую-нибудь таинственную историю про семейную драму и несметные богатства. Наверняка в его старых деревянных шкафах спрятан не один скелет.
Дом криво улыбнулся нам своей неожиданно приоткрывшейся дверью. В ответ я помахал ему рукой. Илона, улыбаясь, тоже помахала.

***

Мы дошли до церкви Святого Петра. Её длинный шпиль воткнулся в низкое балтийское небо, пронзая плывущие облака.
– Если хочешь, мы можем подняться и попытаться дотянуться до облаков.
– Они слишком высоко.
– Облака гораздо ближе, чем ты думаешь, занимаясь земными делами. Соглашайся!
– Я много раз проходила мимо, но никогда не поднималась.
– Почему?
– Не знаю… Там только туристы. А местные всегда заняты своими делами.
– Иногда людям не хватает целой жизни, чтобы посмотреть на небо, полюбоваться облаками и воспарить над суетой повседневности.
– Ты прав. Давай поднимемся прямо сейчас! – решилась Илона.
Мы взобрались по длинной пустынной лестнице на смотровую площадку. На город уже навалились ранние сумерки. С высоты птичьего полёта кварталы были похожи на огромный тетрис, сложенный архитектором в затейливый узор.
– Как красиво! – воскликнула Илона.
– Красота открывается только желающим её увидеть, – ответил я. – Люди часто откладывают на потом возможность, которая всегда им доступна. А когда наступает это «потом», они вдруг понимают, что всю жизнь откладывали свои лучшие моменты, вместо того, чтобы переживать их снова и снова. А иногда «потом» и вовсе не случается.
Мы стояли и смотрели, как низкое небо трётся о далёкий ровный горизонт, как под нами яркими звёздами на фасадах средневековых домов загораются окна. Мы слушали, как оцепеневшая от морозов Даугава нетерпеливо похрустывает льдом в ожидании скорого ледохода, как из узких ущелий улиц доносятся приглушённые голоса людей и звуки машин.
Вдруг Илона шумно задышала и стремительно поцеловала меня. Потом взяла мою руку, затащила её к себе под пальто и положила на грудь. Даже сквозь толстый свитер я почувствовал, как напряглись её соски. Она пристально смотрела на меня, ожидая какого-нибудь ответа. Но я молчал, глядя куда-то сквозь неё. Секунду подождав, Илона поёжилась и немного отстранилась так, что моя рука выскользнула у неё из-за пазухи.
– Давай спустимся на землю. Я замёрзла, – голос её изменился.
– Конечно.
Мы сбежали вниз и быстрым шагом молча пошли домой. В этот раз я проводил её до подъезда.
– Ты ничего не подумай, – после долгой паузы сказала мне Илона. – Это был необъяснимый порыв. Женщина не должна делать первые шаги.
– От женщины достаточно взаимности. Но она имеет право на порывы, – успокоил я её.
– Я тебе не нравлюсь? – спросила Илона, внимательно глядя на меня.
– Нравишься, – ответил я, стараясь не смотреть на неё.
– У тебя кто-то есть? Хотя… для меня это не важно. Это твоё дело. Просто спросила.
– Дело не в этом. Я просто не готов к отношениям. Не пришло ещё время.
– Понятно.
– Спасибо за компанию, – я протянул Илоне руку для прощания. – До свидания!
Она пожала её, шевельнула губами «пока!» и зашла в подъезд. Я тут же метнулся домой, перепрыгивая через ступеньки, взлетел на свой этаж, ворвался в квартиру, схватил бинокль и начал наблюдать за Илоной. В этот раз она раздевалась дольше обычного, а может, это я был слишком нетерпелив.
После нашей встречи наблюдал за ней с большим интересом, чем раньше, и даже испытывал некую неловкость за своё подсматривание. Особенно в те моменты, когда Илона делала что-то интимное. Такое, чего обычно женщина не позволяет себе в присутствии других: выдавливала прыщик от вросшего волоска на лобке или ковыряла в носу. Неожиданно я поймал себя на мысли, что хотел бы оказаться сейчас с ней в квартире напротив. О сексе, как ни странно, я не думал. Просто захотелось посидеть рядом на диване перед телевизором и отогреваться от своей одичалости, слушая её голос и ощущая тепло её тела. Наблюдая за Илоной, я вдруг почувствовал, что очень голоден. С нетерпением дождавшись, когда она начнёт собираться, я отложил бинокль и побежал в магазин за едой.
Когда я вернулся, её окна были темны. Решив, что Илона уже не придёт, я включил на кухне свет, приготовил себе говяжий стейк и с аппетитом его съел, запивая густым и терпким, как бычья кровь вином. Впервые за долгое время, я смаковал вкус еды, а не просто ел приготовленную пищу. Перед сном я пробежался глазами по окнам соседнего дома, не увидел там ничего интересного и быстро заснул.

***

После той прогулки мы встречались ещё несколько раз. Всегда случайно. Словно судьба вела нас друг к другу по каменным лабиринтам рижских улиц. Однажды это случилось недалеко от дома. Илона шла с букетом хризантем. Мне показалось, увидев меня, она немного смутилась. По правде говоря, я и сам смутился, словно застал её за чем-то интимным. Мы поздоровались, обменялись парой нейтральных фраз и разошлись. Пройдя несколько метров, я обернулся и увидел, что Илона тоже смотрит мне вслед. Я натянуто улыбнулся и помахал ей рукой. Она ответила, а затем, подождав несколько мгновений, развернулась и пошла дальше. Я стоял посреди улицы и смотрел, как соседка уходит. А потом пожал плечами, вслух сказал «ну и ладно!» и побрёл своей дорогой.
Центральный рынок, куда я по давней привычке зашёл поесть миног, снова свёл меня с Илоной. Там, в одном из огромных павильонов, где раньше жили дирижабли, разместилось настоящее рыбное царство. Истекающие жиром блестящие скумбрии, аккуратные ряды маслянистой жёлтой салаки, похожие на сабли копчёные угри, цветочные рулетики сельди в маринаде, торжественные колонны консервов со шпротами. На колотом льду уснули вечным сном серебристые лососи, оливковая, в тёмных пятнышках, балтийская треска и камбала со сплющенным в одну плоскость лицом, как у людей на картинах Пикассо. Рядом, в больших ёмкостях спокойно ждут своего скорбного часа губастые карпы и золотистые лини. Смирившиеся с судьбой, рыбины начинают биться в последней агонии, когда немногословные продавцы безжалостной рукой разделывают их прямо на глазах покупателей. Похожие на дудочки миноги, с рядом дырочек вдоль тела и тремя глазами, змеятся в лотках. Мне кажется, своим третьим глазом на лбу они видят своё недалёкое ужасное будущее в аду для рыбы: на жаровне или в коптильне.
Я выбрал несколько больших жирных миног. Продавец бросил их на гриль и через пару минут отдал мне. Горячими, дымящимися, запёкшимися до хрустящей корочки. Я достал огурец, духмяный рижский хлеб и на скорую руку соорудил бутерброд. Мы с Илоной проглотили его так быстро, что даже не успели почувствовать вкуса.
– Я бы повторил! Ты как? – спросил я.
– С удовольствием! Люблю вкусно поесть! – ответила она, и мы словно вестники рыбьей преисподней, вернулись за новой порцией миног. Теперь мы ели их медленно, запивая сладковатым тёмным пивом.
– Для меня Рига пахнет тмином. В детстве я его не любил и всегда выковыривал, а теперь каждый раз, отрезая ломоть кисловато-сладкого хлеба, я с удовольствием разгрызаю его ароматные семена с тёплым землистым вкусом. Часто после еды я съедаю небольшой ломоть в качестве десерта. А иногда роль десерта выполняет сыр с тмином. Когда случился этот переход от нелюбви к любви – даже не помню.
– А хочешь попробовать ещё что-нибудь? – многозначительно сказала Илона и выразительно посмотрела на меня.
В этот момент мне показалось, что она на меня охотится. Мягко подкрадывается, как кошка. Останавливаясь, замирая и делая большие паузы. Но с каждым разом незаметно оказываясь всё ближе к цели. Я пробормотал в ответ что-то невнятное. Видимо, заморозки моей души оказались слишком сильными.

***

Несколько дней спустя Илона пришла в свою квартиру чуть позже обычного. На ней был яркий макияж и платье с глубоким вырезом на груди, раньше она приходила джинсах, свитере оверсайз или сером хлопковом костюме на манер спортивного. В этот раз, вопреки обыкновению, Илона не стала раздеваться, а принялась сервировать стол. Потом что-то поставила разогревать в микроволновку. Всё это время она разговаривала по телефону.
Через некоторое время к соседке пришёл в гости мужчина. Высокий, худой и нескладный. Илона пригласила его за стол. В оптике бинокля они были совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Меня не покидало ощущение, что я третьим сижу с ними за столом. Я слышал неслышимый звон бокалов, когда они чокались, металлический шелест обёртки и глухой звук ломающегося шоколада, когда Илона его разворачивала и ломала плитку о стол. Я видел, как её от дыхания запотевал край бокала, когда она подносила его ко рту.
Губы мужчины почти не шевелились, когда он что-то говорил. Его лицо мумии не оживляли ни скупая мимика, ни прозрачно-голубые, как зимнее рижское небо, глаза. И ещё я почему-то подумал, что он гундосит. В ответ на слабое шевеление губ своего гостя Илона лишь натужно улыбалась. Натянутость их общения была слишком очевидна. Когда мужчина взял Илону за руку – она едва заметно отстранилась. Но он продолжал её держать, о чём-то слабо двигая губами.
Закончив еду, гость залпом допил свой бокал, и они перешли в другое, подслеповатое окно, освещённое тусклой прикроватной лампой. Мужчина начал раздеваться, аккуратно складывая одежду на стул. Всё это время Илона стояла рядом и смотрела куда-то в пол. Когда он остался в трусах и носках, соседка сделала плавное движение руками – и платье слетело с неё на пол.
Я сидел в темноте и внимательно наблюдал за ними, стараясь не смотреть на мужчину, на его бледное тело и невыразительное лицо. Это было похоже на порно с выключенным звуком. Вот гость своими бестрепетными пальцами трогает Илону и пытается поцеловать. Вот она уворачивается от его губ и так стоит, отвернувшись и наклонив голову. Вот они снимают с себя последние одежды. Илона медленно скользит рукой по его члену: вверх-вниз, вверх-вниз. Потом гость берёт Илону за бёдра сзади и начинает двигаться в ней. Вперёд-назад… Нательный крестик качается между её грудей. Вперёд-назад, вперёд-назад… Я смотрю внимательно, даже непроизвольно задерживаю дыхание.
Как ни странно, я не испытал никакого возбуждения, глядя на происходящее прямо у меня перед глазами. Это был, скорее, интерес человека, который наблюдал совокупление животных в зоопарке. Не было в увиденном ни красоты, ни страсти.
Закончив, гость рухнул на кровать и закрыл глаза. Он лежал, раскинув руки в стороны, и дышал открытым ртом, будто рыба, выброшенная на берег. Илона лежала рядом, завернувшись в одеяло, словно отгородившись от него невидимой стеной. Её взгляд, устремлённый в потолок, был безучастным, отсутствующим. Мне казалось, что она терпеливо ждёт, когда мужчина встанет и уйдёт. Я физически ощущал звон тишины в их комнате. В такие минуты ход часов становится особенно громким и кажется, что слышен стук сердца. Такая же тишина стояла и в моей квартире.
Полежав без движения несколько минут, мужчина быстро собрался и ушёл. Илона сменила постельное бельё, прибралась на кухне и устроилась перед телевизором с телефоном. Я вышел на улицу. В тот день небо зашлось мокрым снегом с дождём. По тротуарам, хлюпая снежной жижей, брели хмурые люди. Знакомые черты города были стёрты непогодой. Город стал монохромным. Только огни светофоров ярко горели в темноте, расплывались и плыли перед глазами. Удивительным образом погода в этот день совпала с моим настроением. Зачем в такой вечер оставаться трезвым?!
Я зашёл в бар неподалёку, заказал себе несколько шотов разных настоек и целый час тупо пялился в экран телевизора, где транслировали футбольный матч. Разноцветные человечки бегали за мячиком. Вперёд-назад, вперёд-назад… Бармен ходил вдоль стойки вперёд-назад, вперёд-назад… Выйдя из бара, я ещё долго бродил по пустым улицам города. Вперёд-назад… Вперёд-назад… Перед моими глазами всё качался её крестик. Вперёд-назад, вперёд-назад…

***

На следующий день на улице Калькю я снова встретил Илону с полным рыжеватым мужчиной с ногами буквой Х и пухлыми губами. Она несла такой же букет хризантем, что и раньше. Я почему-то решил, что это неслучайное совпадение. Спутник вёл её под руку с таким довольным лицом, словно это был его выигрыш в лотерею. Илона сделала вид, что не заметила меня. Я даже не удивился. Проводив их взглядом до кафе, куда они зашли, я поднялся к себе, сел у окна, приготовил бинокль и стал ждать.
Соседка с гостем не задержались. Они о чём-то недолго поговорили на кухне. Всё это время толстяк не отпускал её руку. Потомперешли в комнату и начали раздеваться. Гость делал это неуклюже и суетливо. Когда его большой рыхлый живот вывалился из брюк, я поморщился от брезгливости. В толстой складке под ним, на месте заросшего светлыми рыжими волосами лобка, утонул весь член – его почти не было видно. Мужчина побежал пухлыми торопливыми пальцами по телу Илоны. Она стояла не шевелясь. Мне стало противно смотреть на это, и я пошёл на кухню что-нибудь выпить. Вернувшись, я увидел, как толстяк, стоя перед соседкой на коленях, шевелит своей головой в районе её лобка. Его рыхлое безволосое тело тряслось как тот десерт «Старая Рига» на моей тарелке. Блядь! Какая мерзость!
Я вышел на улицу. Одинокий фонарь умирал в сквере рядом с домом. Его электрическая душа тревожно мерцала и остывала вместе с моей. После залетевшей с западным ветром слякотной оттепели в город снова пришли холода. Я не знал, как мне быть. Героиня моего любимого сериала неожиданно превратилась в порноактрису. Ноги сами привели меня к кариатиде-Илоне.
– Зачем она так? – спросил, глядя в её пустые глаза.
– Не строй из себя святошу! – ответила кариатида. – Это её жизнь и её выбор. У каждого человека есть цена или продажная стоимость. Будь реалистом!
– И какова цена всего этого?
– Как любая цена осознания. Поначалу она кажется несоразмерно большой. А потом каждый сам для себя решает: готов ли он заплатить назначенную цену или продолжать жить в счастливом неведении.
– И что мне теперь делать?
– Прими решение! – ответила кариатида-Илона и замолчала, уставившись в окна дома напротив.
Все мои попытки продолжить диалог ни к чему не привели. В отместку я отвернулся и начал флиртовать с другими каменными женщинами. А потом, не говоря ни слова, ушёл, даже не взглянув на неё. Мне хотелось думать, что кариатида-Илона смотрела мне вслед глазами, полными страданий. Когда я, продрогший и нетрезвый, вернулся около полуночи домой, два окна напротив были уже темны.

***

К соседке приходили и другие мужчины. Сценарий встреч немного отличался, но финал всегда был одинаковый – Илона перестилала постель и долго принимала душ. Она выходила оттуда, завёрнутая в полотенце, быстро прибиралась на кухне, некоторое время смотрела телевизор, переписываясь в телефоне. Иногда доставала из тайника и пересчитывала деньги. Никогда в день появления гостей Илона не ходила голой: ни до, ни после. Обнажалась она, сама того не зная, только для меня.
Меня влекло к Илоне, но при этом я ловил себя на мысли, что киплю от злости на неё. Что мне хочется сделать ей больно, сказать обидные слова, а потом ловить волнительный трепет её лона, наслаждаться её искусным сладострастием. Я унижал Илону в своих фантазиях, заставляя выполнять любые прихоти. Представлял, как плюю ей в рот, приоткрытый для поцелуя, хлещу ладонями по щекам и таскаю за собой по полу за роскошные тёмные волосы. Иногда унижений доставалось и её гостям. Я наливал себе виски и запивал злобу алкоголем. На время мне становилось легче, а потом всё повторялось. Иногда я пытался представить, как мы занимаемся сексом. Но понимал, что моя злость жаждет лишь насилия над Илоной. Когда от мрачных мыслей мне становилось невыносимо душно в квартире, я выходил на улицу и часами бродил по городу с невидящим взглядом.
Илона стала моей навязчивой эротической фантазией. Я постоянно думал о ней. Вечером, глядя за надоевшими за зиму героями в окнах напротив. Днём, гуляя по городу, среди безликих прохожих. Ночью, засыпая наедине со своими мыслями. Я понимал, что Илона пробуждала во мне не чувственность, а сладострастие. Я бы даже сказал, похоть, зов природы. И этот зов был очень сильным, уже неодолимым. Огонь желания опалял меня языками своего пламени, обжигая заиндевевшее либидо. Наблюдая в бинокль, как Илона с кем-то разговаривает по телефону, я представлял её голос и даже пытался по губам угадать, что она говорит. Когда Илона надувала губы, глядя на своё отражение в зеркале, мне казалось, что это она шлёт мне свои воздушные поцелуи. Когда Илона нагибалась, открывая мне прекрасные виды, я представлял, что это она делает для меня. И да! Мне нравилась её новая причёска на лобке!..
С завидной регулярностью Илона заваливала меня короткими текстами: «Засыпай! Я думаю о тебе!», «Ты мне душевное счастье даришь!» или «Я задыхаюсь! На улице прохлада, а от меня к тебе тепло!» – и прочими в том же духе. Но я в ответ выразительно молчал и лишь поздно вечером отвечал ей: «Спокойной ночи!» А сам долго ворочался на горячей подушке, непрерывно думая о ней.

***

Ранним мартовским утром в просвет между плотными облаками в город заглянула весна. Не та, которая по календарю, а настоящая, во всю ширь неба смеющаяся задорным солнцем. Я проснулся с восходом и долго лежал в постели, слушая, как весна ходит под окнами, скребётся лучами света в стекло, ползает солнечными зайчиками по моему лицу. А потом открыл окно и впустил её в свой дом. Она ворвалась ко мне радостными птичьими трелями и поцеловала свежим морским ветром. Выпив бодрящий утренний кофе, я пошёл слоняться по весне!
В Бастионном парке сырая земля ещё тяжело дышала под зимними наносами. Голуби сидели на проводах чёрными точками, как ноты, и я напевал нехитрые мелодии, сочинённые ими. Весна-на-на! Я шёл по утреннему городу вприпрыжку, перелетая через блестящие на солнце лужи. А аккуратные рижские старушки улыбались, глядя на меня, и пританцовывали под музыку капели. Я убегал от зимы и оттаивал вместе с городом. И босса нова весь день звучала в моей голове. И хотя будут ещё запоздалые слёзы весны в конце марта, сегодня в Риге весна-превесна!
На улице Гертрудес я встретил женщину с большой грудью чем-то похожую на Илону. А потом поймал себя на мысли, что уже несколько минут смотрю на бюстгальтеры в витрине магазина женского белья, и взгляд почему-то цепляется за большие размеры. К чему бы это? Весна!
Вечером, придя домой, я открыл порносайт и в первом же сюжете увидел женщину, как две капли воды похожую на Илону. Её лицо было скрыто, но руки, ноги, грудь, бёдра и длинные чёрные волосы на плечах были похожи как две капли воды. Я пересмотрел ролик несколько раз, останавливая и увеличивая картинку, но так и не понял, это Илона или её двойник. С этой женщиной с порносайта, у меня (infuckingcredible!) случился первый после британской туристки секс.
Не успел я прийти в себя, как в окнах напротив появилась Илона и, верная своей привычке, начала раздеваться. Впервые я увидел в этом не простое снятие одежды, а стриптиз. Я наблюдал за ней, громыхая сердцем. В тот момент, когда Илона, сведя плечи чуть вперёд, сдёрнула с себя бюстгальтер, меня бросило в жар. Остыв за промозглую балтийскую зиму, в этот момент я ощущал его особенно сильно. Я кончил второй раз быстро и ярко.

***

Весна напирала своим солнечным задором. Я постепенно отходил от зимнего морока, и возвращался к своему прежнему образу жизни. В один из тёплых, солнечных дней я сидел на волнистой скамье на площади Ливу и смотрел, как люди идут по своим делам и беспричинно улыбаются. Я и сам улыбался, повернувшись лицом к солнцу, как цветок. А потом лёг на скамью, закрыл глаза и слушал звуки весеннего города. Шумные британцы, приехавшие на мальчишник, выкрикивали нетрезвыми голосами на всю округу идиотские шуточки. Прошла, щёлкая фотоаппаратами, группа туристов, ведомая гидом на непонятном языке. Из здания Большой Гильдии донеслись бархатные звуки виолончели. Подметальная машина прошуршала мимо в сторону театра Чехова. После этого на время наступила городская тишина, состоящая из монотонного далёкого шума машин, приглушённых голосов проходящих мимо людей, хлопания крыльев и брачного урчания голубей. Вдруг перед закрытыми глазами мелькнула тень.
– Привет! Ты не спишь? – послышался знакомый голос.
Я открыл глаза и увидел Илону.
– Привет! Не сплю.
– Чем занимаешься?
– Слушаю голоса весны.
– Куда пропал? Почему не звонишь?
– Никуда не пропал. Просто много дел, – соврал я. – Давно ты здесь?
– Только пришла. Села на скамейку и наблюдала за тобой. Что-то в тебе изменилось. Мне показалось, что ты избегаешь общения со мной. Не предлагаешь встретиться. Я подумала, ты решил закончить наше знакомство, – Илона наклонила голову как в те моменты, когда о чём-то думала, и улыбнулась. Но снизу это выглядело совсем по-другому. Как всё же ракурс меняет восприятие!
Порхая крыльями, рядом с её головой пролетела первая в этом году бабочка-крапивница. Не знаю, почему, но именно в этот момент я решил, что Илона будет моей.
– О чём думаешь? – спросила она, внимательно глядя на меня.
– О скором будущем.
– Умеешь предсказывать будущее?
– Мысли материальны, если правильно их формулировать. Когда человек понимает, чего он хочет, то это лишь вопрос времени.
– Ты интересуешься гороскопами?
– Честно говоря, нет.
– А меня гороскопы ведут по жизни. По Зодиаку я Овен, знак огня. Диана-охотница.
– На кого охотишься?
– На тебя!
– Есть успехи?
– Я ещё толком и не начинала.
Я чувствовал, как Илона плетёт свою паутину обольщения, бесстыже нависнув надо мной волнующей грудью и шевеля чувственными губами.
– А чем занимаешься в свободное от охоты на меня время?
– Творчеством.
– И каким же?
– Главным моим творчеством является личная жизнь.
– Глубокомысленно! – произнёс я, не отрывая глаз от груди Илоны. – Добилась успехов?
– В прошлой жизни да. Но потом пришлось всё начинать сначала.
– Расскажешь подробнее? – спросил я, сев на скамью.
– Если покормишь меня.
– С удовольствием!
Мы расположились в одном из кафе здесь же, на площади. Илона заказала салат, суп, основное блюдо и десерт с кофе.
– Я весь внимание, – сказал я, терпеливо дождавшись, когда соседка с солдатским аппетитом расправится с обедом и примется за кофе. – Продолжим разговор о твоём творчестве?
– Я помогаю женщинам устроить личную жизнь, – сказала она, звонко размешивая сахар в чашке капучино.
– Ого! Интересно! Как?
– Помогаю им хорошо выглядеть: делаю макияж, подбираю образ и пишу им крышесносы.
– Что, прости?
– Кры-ше-сно-сы! Неужели ничего не слышал об этом? – спросила Илона таким тоном, словно я был единственный человек на свете, который о них не знает.
– Первый раз слышу! Просвети меня!
– Многие женщины не умеют общаться с мужчинами. От этого все их проблемы. А внимание мужчины всегда нужно привлекать и удерживать. Заражать его мыслевирусом о женщине.
– Это как? – я чувствовал себя полным идиотом, слушая Илону.
– Нужно постоянно писать ему правильные сообщения, чтобы программировать на отношения и развивать его чувства. Вот я и помогаю женщинам вести переписку.
– Можешь показать?
– Сейчас! – Илона залезла в свой телефон, немного порылась там и повернула ко мне экран. – Вот! Смотри! Эта пара уже на полпути к отношениям.
Я посмотрел на экран, который был красным от женских поцелуев, сердец и огня. Между ними кипели эмоции: «скучаю без тебя!», «ты мой герой!», «вся горю!», «хочу под каждым кустом!», «чувствую весну!», «я себя потушить не могу!» и прочие глубокомысленные штучки. Мужчина отвечал красными перцами и восторженным мычанием. Мечтал о скорой встрече и бесконечных оргазмах.
– Сколько страсти! Даже не верится, что в замороженной Риге возможна такая экспрессия! – пробормотал я, глядя на экран телефона Илоны. – Так ты, выходит, консультант по женскому счастью? Менеджер женской судьбы?
– Можно и так сказать, – ответила она, широко улыбнувшись.
– И что, есть успехи? – продолжил я, незаметно скосив глаза на грудь Илоны.
– Эта женщина (на экране телефона Илоны появилась дама с хищным взглядом волчицы) с моей помощью изменила свою жизнь и скоро выходит замуж за богатого человека. Он уже взял её на содержание.
– Звучит жизнеутверждающе.
– А ещё одна моя знакомая, – Илона показала другую фотографию, – вернула своего мужа. Он подарил ей дорогие украшения и везёт отдыхать на Бали.
– Откуда она его вернула? – я сделал нарочито недоумённое лицо.
– От другой женщины, – Илона не уловила моей шутки. – Муж ушёл от неё, не оставив денег. Но я ей помогла, и теперь всё наладилось.
– И за это платят? – мне казалось невероятным тратить деньги на такую ерунду. Хотя в минуты отчаяния люди часто ведут себя странно. – То есть, этого хватает на жизнь?
– Мне всегда не хватало, – вздохнула Илона. – Поэтому женщине нужен богатый мужчина. Чтобы он заботился о ней. Чтобы у неё были деньги и свободное время ухаживать за собой, встречаться с подругами, заниматься шопингом.
– Ну а ты сама? Нашла своё счастье?
– Пока нет. Но я сейчас не в том состоянии, чтобы что-то менять, – в голосе Илоны прозвучали нотки грусти.
– С твоими данными устроить себе беззаботную жизнь проще простого. Чем чужие романы и интрижки проживать, не лучше ли устроить свою судьбу?
– Всё сложно, – ответила Илона, отведя покрасневшие глаза в сторону.
– Как скажешь! Прогуляемся?
– Не могу. У меня дела.
– Проводить тебя домой?
– Не стоит! Сама доберусь.
Судя по тому, что Илона была в платье, к ней должен был прийти гость.
– Тогда до скорой встречи посреди весны!
– Увидимся! – сказала она и чмокнула меня в щёку.

***

Гость не заставил долго ждать. Это был хорошо одетый, крепкий, уверенный в себе мужчина. Я бы даже сказал, властный. Было видно, что Илона хочет ему понравиться. Из всех мужчин, которые приходили к ней, он был единственный, кто не вызвал у меня неприязни. После недолгой беседы гость положил свои руки ей на плечи, опустил на колени и, пока она ритмично двигала головой возле его паха, стоял со спущенными на пол штанами и, устремив глаза в потолок, раскачивался вперёд-назад.
В этот раз подглядывание меня сильно завело. Я представлял, что это моя женщина занимается у меня на глазах сексом с незнакомцем. Но не изменяет, а выполняет нашу негласную договорённость. И, похоже, ей это нравится. Мысленно я присоединился к паре и кончил очень быстро, почти сразу.
Я ненадолго закрыл глаза, а когда пришёл в себя – мужчина уже неподвижно лежал на кровати. Я ожидал продолжения, но вскоре клиент посмотрел на часы, быстро собрался, открыл бумажник, вытащил оттуда деньги и отдал их Илоне. Она просияла и поцеловала его на прощание. Когда мужчина ушёл, Илона пересчитала купюры, убрала их в укромное место и скрылась в душе. Вышла она нагой, сверкая капельками воды под светом лампы. Мне нестерпимо захотелось оказаться в этот момент рядом с ней. Смахнуть влагу с её кожи, поцеловать в пухлые податливые губы, а потом войти в неё страстно и напористо.
Решив стать вечерним гостем Илоны, я очень быстро нашёл её на специальном сайте под именем Гвенди и предложил встретиться. Она сразу отозвалась и назвала день на следующей неделе, так как на выходные собралась за город. Я согласился. Чтобы Илона не отказалась и не договорилась о встрече с кем-нибудь другим, я перевёл ей деньги заранее. Она вежливо поблагодарила.

***

Соседка и в самом деле не появлялась несколько дней. Всё это время я вынашивал нашу встречу, в мельчайших деталях представляя её изумление при виде меня и наш секс. Фантазии не отпускали меня, обрастая подробностями скорой близости.
Мы встретились в кафе неподалёку. Неловкая пауза длилась несколько секунд.
– Я почему-то так и подумала, что это ты? – сказала Илона изменившимся голосом.
– Почему?
– Я чувствую твоё энергетическое поле.
– Я слишком много думал о тебе в последнее время. Скрыть его было невозможно. Говорят, над Ригой даже видели полярное сияние, – пошутил я, чтобы снять напряжение момента, и взял Илону за руку.
– Ты не подумай ничего такого, – она отвела глаза в сторону. – Просто мне очень нужны деньги. А содержать некому. У меня маленький ребёнок. И мать болеет. Ездила к ней на выходные.
– Тебе не надо оправдываться. Морщины на кошельке огорчают в любой ситуации, – ответил я. – А муж есть?
– Муж как бы есть, но толку от него никакого, – продолжила Илона. – Раньше он был богатый, покупал мне дорогую одежду, украшения, водил по ресторанам и клубам - ни в чём не отказывал. Ездили отдыхать каждый год. Да я и выходила за него из-за денег, если честно, и думала, что красивая жизнь никогда не закончится. А потом он кому-то перешёл дорогу. Начались всякие разборки. Какие-то люди надавали ему по голове. С тех пор муж не в себе. Реально тронулся умом. Бизнес развалился. Денег не стало. И вот!..
– Неужели ничего не отложили на чёрный день?
– Не знаю. Муж ничего не говорит. Если я завожу разговор о деньгах – он злится. Однажды даже побил сильно. Хотела уйти, а куда я денусь? Квартиры своей нет, денег нет, ребёнок маленький. Вот и живём вместе, как соседи.
Было видно, что Илоне непросто даются эти откровения. Она старалась не смотреть на меня, пряча свои слёзы. Я снова взял её за руку.
– Ко мне тут мужик из соседнего подъезда подкатывал. Но он мне не нравился, хотя деньги у него есть. У него свой автосервис в Вецмилгрависе. Цветы дарил, в ресторан звал и в любовники набивался. Я ему отказала. Так он мне колесо проколол, козёл! Обещал сжечь машину. Я мужу сказала, а ему всё пофиг! Ему вообще ничего не надо. Ходит, как бомж. Иногда напьётся и пристаёт. Кто меня защитит?
Илона на мгновение прервала свой рассказ, бросила на меня беглый взгляд, а потом продолжила:
– Вот я и решила пришлюхнуть. Надо же как-то выживать! Дала объявление на сайте. Думала, перекантуюсь как-нибудь, пока найду кого-то. С одним познакомилась, потом с другим. А мужчины как будто чувствуют мою безвыходность. Они покупают мою любовь, а отношения всерьёз даже не рассматривают. Но ты не подумай! Я лишь бы с кем не встречаюсь! – встрепенулась Илона и придвинулась ко мне поближе.
– Я и не думаю, – ответил я, вспоминая толстяка с хризантемами.
– Если хочешь, я верну тебе деньги!
– Не надо! Даже если ничего не случится – купишь своему ребёнку что-нибудь.
– Спасибо. Но я надеюсь, что случится. Ты в моём типаже.
Илона подалась ко мне, взяла мою ладонь обеими руками и пристально посмотрела в глаза. Так смотрят героини фильмов на своих возлюбленных. Короткий момент откровений закончился, и Илона снова вошла в роль. Не увидев в моём взгляде ответного огня, она отпустила руку и сказала:
– Я голодная. Закажи мне что-нибудь поесть.
– С удовольствием, – ответил я, довольный, что сцена неземной страсти в её исполнении быстро закончилась.
Я смотрел, как Илона с традиционным аппетитом уплетает огромный сэндвич. Дожевав его, она промакнула салфеткой губы и снова подалась ко мне, глубоко задышала и несколько театрально сказала:
– Я вся горю! Хочу тебя! Пойдём ко мне!
– Пойдём!

***

Мы зашли в хорошо знакомую мне квартиру. Изнутри она выглядела немного не так, как из моего окна. Старый ремонт, капающий кран на кухне, пожелтевшие потолки, запах ветхости и парфюма.
– Твоя квартира? – спросил я, оглядывая незатейливую обстановку.
– Нет. Снимаю. Скрываюсь тут от мужа.
Я прошёл внутрь. В вазе на кухонном столе стояли знакомые мне вялые хризантемы.
– Почему не выбросишь? – спросил я Илону.
– Жалко! Хоть какая-то радость.
– Убери их. Как будто больная бабушка в доме живёт. Я подарю тебе новые!
– Хорошо! – засмеялась Илона. – Но лучше розы.
– Как пожелаешь!
– Я в душ! – просияла она и оставила меня одного.
Отодвинув занавеску, я посмотрел на свои тёмные окна. Они были очень странными, нелюдимыми, даже дикими на фоне в целом дружелюбного фасада дома. Как свой голос в записи кажется фальшивым, так и окна моей квартиры показались мне чужими. «А ведь для кого-то дом, в котором живу я, – такой же театр со своим ежедневным репертуаром. И мой персонаж в этой бесконечной пьесе человеческих судеб самый скучный и отвратительный», – подумал вдруг я. – «В нём нет ничего интересного. Целыми днями он сидит в своей сумрачной квартире, ничего не делая, лишь наблюдая сцены из чужих жизней с бокалом виски в руках. Недели, месяцы, прожитые впустую».
Пока я смотрел на свои окна, Илона успела принять душ. Она вышла оттуда, завёрнутая в полотенце. Кончики собранных на голове волос были влажными. По полу за ней тянулась мокрая полоска следов. От Илоны пахло цветочным мылом. А запах греха куда-то исчез, и предвкушение близости, которое я смаковал последнее время, пропало вместе с ним. Я стоял перед полуобнажённой женщиной и смотрел пустым взглядом сквозь неё. Бабочка-заколка выпорхнула из собранных волос, и они упали на плечи.
– Ну, чего ты ждёшь? – спросила Илона, и полотенце соскользнуло к её ногам.
Я пробежал глазами по хорошо знакомому мне голому телу. Отметил про себя свежее раздражение на лобке от затупившейся бритвы и пластырь на мизинце правой ноги. Видимо, пока я рассматривал Илону, пауза затянулась. Она подняла полотенце и прикрылась им.
– Буду ждать тебя в постели, – сказала Илона и, по-кошачьи ступая на подушечки стоп, пошла в спальню. Бабочка на её пояснице затрепетала крыльями, маня за собой.
Я долго мылся, представляя наш секс, но даже не возбудился. Возможность обладать Илоной за деньги, её готовность отдаться мне, её много раз виденная мной доступность, сбили весь флёр вожделения. Я даже подумывал сказаться нездоровым и уйти, но быстро прогнал эту мысль.
Илона ждала меня, накрывшись одеялом. Расположившись рядом, я заскользил рукой по её телу. Под моими пальцами хорошо знакомые места наполнялись новым содержанием. Оказалось, что на пояснице, на крыльях бабочки, росли тонкие нежные волосики. Я думал, что я знаю про тело Илоны всё, но эти волоски были для меня открытием. Они отличали её настоящую от сериального образа в окне напротив.
– Расскажешь мне историю про бабочку? – спросил я.
– Не сейчас, – ответила Илона.
Её сочные волнительные губы шевелились в полумраке совсем рядом с моим лицом. Вернувшийся откуда-то запах греха окутал меня. Закружил, заворожил, затянул в бездну желаний. Бабочка на пояснице взмахнула своими крыльями и полетела в небеса. «Интересно было бы посмотреть на нас из моей квартиры!» – подумал я в этот момент и полетел вслед за бабочкой.
Когда мы спустились на землю, Илона вся покрылась испариной. Её лицо полыхало жаром под разметавшимися волосами. Простыня под ней была влажной и горячей. Когда к Илоне приходили другие мужчины – такого не было. Или я не замечал этого в полумраке комнаты?
– Раньше ты всегда был какой-то отстранённый, – сказала Илона спустя некоторое время, убрав прилипшую прядь с влажного лица. – Вроде со мной, а вроде, и нет. И я всегда думала, что тебе со мной неинтересно, что ты хочешь поскорее закончить разговор и уйти.
– Просто раньше я сдерживал свои чары. А может, сам прятался от твоих чар. Боялся, что растаявший лёд моей души вызовет весеннее наводнение в Риге. И тогда в награду за спасение города от стихийного бедствия тебе пришлось бы заплатить мне очень высокую цену.
– В твоём оргазме было столько животной власти самца, – продолжила Илона, пропустив шутку мимо ушей.
<< Интересно, это импровизация или эти её крышесносы? >>
– Мне приятно от тебя это слышать, – настроился я на волну Илоны. – И ты была красивая, страстная, яркая.
– Ты всегда покупаешь женщин?
<< А это вопрос-ловушка! >>
– Я не люблю их покупать. Люблю завоёвывать.
– А меня тебе не хочется завоёвывать? – спросила Илона с вызовом.
Я промолчал.
– Почему ты решил купить меня?
– Наверное, потому, что не готов к отношениям. Они требуют работы души и негласных обязательств.
– Разве ты не хочешь получить от меня настоящую нежность и страсть?
– А сейчас они были не настоящими?
Теперь Илона промолчала. Было видно, что она хочет что-то сказать, но не решается. Я лежал рядом, закрыв глаза, и ждал. Наконец, Илона спросила:
– Ты хочешь со мной встречаться, как со шлюхой?
– Другого я тебе предложить пока не могу.
– Не можешь или не хочешь?
– Я пока не решил. А ты как хочешь?
– Деньги мне, конечно, очень нужны, но я хочу, чтобы ты был для меня особенным. Не надо больше платить мне за свидания!
– Хорошо! Как скажешь!
– Я бы хотела, чтобы между нами было нечто большее.
– Всему своё время. Потерпи немного.
– Мы ведь увидимся снова?
– Конечно! Запасись терпением.
– Когда?
– Скоро! – меня смутил этот её напор. – Мы ещё лежим раздетые после прекрасного секса, и я пока никуда не ухожу.
– Может, дашь мне денег на парикмахера? – вдруг сказала Илона, сменив тон. – А то мне пора уже обновить причёску. Я хочу быть для тебя красивой.
– Я же заплатил тебе за эту встречу!
– Это другое. Это как если ты бы был мой мужчина. Мы бы занимались сексом, сколько ты захочешь и как хочешь. Без презерватива. Любые твои фантазии! Только скажи!
Я молчал. Не дождавшись ответа, Илона продолжила:
– Я же для тебя стараюсь. Ты не думай! Мне не надо много денег. Так, по мелочи. В ресторан меня сводишь или в кино. Купишь сумочку или духи. Конфеты или шоколадку подаришь. Ну, что тебе стоит! А мне приятно.
Я по-прежнему молчал. Но Илона не унималась:
– Будем гулять вместе под руку по Старому городу, ходить в рестораны или ночные клубы. А если вдруг захочешь отвезти меня в Турцию или Египет – я буду твоей восточной рабыней. Ну, соглашайся! Со мной интересно!
– Я с удовольствием приглашу тебя и в ресторан, и на прогулку по городу, и на море, когда потеплеет, – ответил я.
– Ловлю тебя на слове, – Илона страстно поцеловала меня, прижавшись всем телом. – И помни! Я Диана-охотница. Если я тебя хочу поймать – никуда не денешься!
– А ты сама уверена, что хочешь этого?
– Конечно! Хочу для тебя быть не проституткой, а просто любимой женщиной. Ты не поверишь, как мало нормальных мужиков. Одни упыри вокруг! Считают, что если деньги заплатили, то можно делать что угодно. Вроде с виду приличные, но такие уроды! – Илону передёрнуло на этих словах. – А ты другой, романтичный. Хоть и странный.
– Иногда деньги заглушают обиды.
– Всё равно противно.
– За всё нужно платить свою цену. И потом, всегда можно завязать с этим делом. Тебя же никто не неволит.
– А деньги где взять?
– Дожили! Женщина с такой фактурой не может найти работу!
– Ты это серьёзно? Я себе цену знаю. Зачем мне с утра до вечера вкалывать за гроши?! Тогда я совсем свою жизнь не устрою. О женщине должен заботиться мужчина.
– Не всем выпадает счастливый билет в лотерею. Такого ещё надо поискать!
– Богатые мужчины обладают особой силой. Я её чувствую.
– Иногда женщине кажется, что она любит мужчину. Но на самом деле часто женщина любит его власть и деньги.
– Деньги важны! С их помощью мужчина может выразить свою любовь к женщине. Но отношений без эмоций я тоже не хочу. Мне нужно влюбиться! Как в тебя.
– Женщина в конце концов стоит ровно столько, во сколько мужчине обходится её бескорыстие. Мне пора! – закончил я наш философский разговор, поцеловал Илону и начал неспешно одеваться.
– Мы точно ещё встретимся?
– Конечно! Найдёшь меня по весеннему адресу.
– Где ты живёшь?
– Я живу так близко, что твоя бабочка может долететь до меняне устав.
– Когда мы снова увидимся?
– Очень скоро. Ты не успеешь соскучиться.
– А ты?
– А я успею.
– Я сделала тату бабочки, когда поняла, что хочу начать новую жизнь. Её зовут Гвендолин, – сказала Илона, когда я, одетый, уже стоял в прихожей.
– Я почему-то сразу подумал, что у неё неземное имя.
– Так её назвал один мой знакомый.
– И в этом я тоже почти не сомневался.
– Подруги зовут меня Гвенди.
– До скорой встречи, Илона! – сказал я и поцеловал её.
– Я боялась, что ты уйдёшь, даже не поцеловав меня, – сказала Илона, когда я открыл входную дверь.
– Такие губы просто созданы для поцелуев. Хочется их целовать бесконечно, – ответил я и вышел из квартиры.
Я вернулся домой, взял бинокль и стал наблюдать за Илоной. Она уже перестелила постель и ходила по квартире голая, танцуя под неслышимую музыку. Я написал ей сообщение: «Ты была неподражаема! Мне тебя не хватило!». Так и начались наши отношения.

***

Зелёная дымка весны осела на деревьях. Мы встречались пару раз в неделю: гуляли, ходили в рестораны, занимались сексом. Медленно, день за днём Илона отравляла меня собой. Так змея кусает свою жертву и ждёт, когда яд начнёт действовать. Она знает, что добыча никуда уже не денется – нужно просто запастись терпением и быть рядом.
Порой Илона задевала меня бедром, рукой или грудью. Или долго и выразительно смотрела в глаза, а потом начинала страстно дышать. Я относился к этому, как к роли, которую она старательно играла, и часто подыгрывал ей. Когда Илона чему-то радовалась – это была феерия эмоций, которые переполняли её и выплёскивались сильными волнами на скалы моей души. Иногда мне удавалось изобразить взаимность. Но чаще всего эта была доброжелательная ответная улыбка. Илона видела это и ненадолго отступала. А потом как-то незаметно оказывалась ещё ближе.
Паузы между нашими свиданиями Илона заполняла непрерывным потоком своих крышесносов. Бабочки её сообщений порхали весь день на моём экране: «Мое чувство… Тонкое, жаровладеющее, бесконечное, высокое! Ты в моем типаже!», «Учащается дыхание, когда я думаю, что увижу тебя завтра или послезавтра!» «Даже у Джокера нет такой харизмы как у тебя!» Я чувствовал в них некую фальшь и почти не сомневался, что пылкие послания направлены не только мне, а разлетаются веером по всей Риге. Это были какие-то обезличенные суррогаты эмоций, в которых за завесой словесной мишуры не было видно настоящей Илоны. А может, она и была такой на самом деле: страстной, привлекательной, но фальшивой, как копия картины гениального художника, выполненная старательным ремесленником.

***

Незаметно темнота вечеров отступила. Окна дома напротив загорались всё позже. Я уже не знал, когда Илона приходила, и что происходило в её квартире, когда она принимала гостей. Да и не хотел этого знать. Я убрал бинокль и больше не подсматривал за ней. И мне самому тоже не приходилось жить в полумраке квартиры, чтобы не быть замеченным.
По моей просьбе Илона перестала пахнуть, как парфюмерная фабрика. Остался лишь чистый запах греха. И иногда духов после встреч с гостями у неё дома. Порой у меня возникало странное ощущение ненастоящности происходящего между нами. Но я продолжал наши отношения. Илона меня ни о чём не просила, но я чувствовал потребность что-то сделать для неё, принять участие в её судьбе. Я давал ей деньги на еду и лекарства, дарил цветы, украшения и вещи. Иногда у неё появлялись новая модная одежда, которую «муж когда-то покупал ей, ни в чём не отказывая». Но я не придавал этому особого значения и сознательно закрывал глаза на всё, что не было связано со мной.
– Мы с тобой природно-сочетаемые люди! Давай жить вместе! – сказала однажды Илона после совместных выходных на рижском взморье.
– Не торопи события! – ответил я. – Мы знакомы совсем недолго. Я пока не готов.
Её молчание было таким выразительным, что, казалось, тишина в комнате кричит пронзительным голосом.
– Ладно, забудь! – ответила Илона. Потом она что-то переключила в себе и продолжила совсем другим тоном:
– Почему ты решил встречаться со мной?
– Это странная история, и в её начале была бабочка. Она же и привела меня к тебе.
– Я не понимаю, о чём ты! – Илона села на постели, прикрывшись одеялом, и внимательно посмотрела мне в глаза.
Я, голый, сел рядом с ней и начал свой рассказ.
– Иногда в ноябре я словно погружаюсь в анабиоз и застреваю в вязком безвременье рижской зимы. Долгие месяцы избегаю общения с людьми, очищаюсь от накопленного мусора жизненного опыта и терпеливо жду, когда наступит весна, чтобы снова воспрять, как птица Феникс.
– А при чём здесь бабочка? – спросила Илона.
– Выслушай меня, – приложил я палец к её губам и продолжил. – Однажды несколько лет назад я утратил вкус к жизни и, чтобы избавиться от случившегося душевного морока, приехал в Париж. Думал, что его атмосфера взбодрит меня. Я целыми днями бродил по улицам, но виды города влюблённых совершенно не вдохновляли меня. Париж казался мне бесцветным, еда безвкусной, а жизнь бессмысленной. Алкоголь позволял мне на время забыться, но когда ясность сознания возвращалась – я снова погружался в тоскливую муть.
Однажды на улице Сен-Дени меня окликнула проститутка. Попросила прикурить. Это была некрасивая пожилая дама с низким царапающим голосом. Она стояла возле подъезда своего дома, прислонившись к стене. На плече у неё была татуировка бабочки. Я не был настроен вступать в диалог, но, сам не знаю почему, заговорил с ней. Сначала мы пообщались на улице, потом поднялись в её комнату и продолжили там. Мы говорили долго. Точнее, говорил, в основном, я. А она внимательно слушала, иногда задавала вопросы и угощала меня кофе с самодельным бисквитом и кальвадосом. Между нами ничего не было, но я без сожаления заплатил ей за несколько часов свидания.
Когда я вышел от неё в поздний парижский вечер – город вдруг наполнился звуками, запахами. Я шёл и радовался случайным прохожим, людям, сидящим за столиками кафе. Какой-то мотоциклист чуть не сбил меня на перекрёстке. Он остановился и стал орать, как ненормальный, а я в ответ улыбался ему.
После той встречи с путаной ощущение полёта не покидало меня. Так и с тобой я пережил возрождение после зимнего морока. В тот день, когда мы встретились на площади Ливу, тень бабочки промелькнула перед моими глазами. Именно тогда я решил, что это добрый знак. А потом бабочка на твоей пояснице указала мне путь к тебе.
– А как ты узнал, что у меня есть тату бабочки? – Илонас удивлением посмотрела на меня.
– Я не знал, как и когда тебе сказать. И долго не решался на это. Но ты должна знать правду.
– Мы расстаёмся? – встревожилась Илона.
Я отрицательно покачал головой.
– Иди сюда, – сказал я и пригласил её к окну. – Видишь те окна в доме напротив на верхнем этаже?
– Да, – ответила Илона. – Там никто не живёт. Они всегда тёмные.
– Там живу я. Долгое время, с первого дня, как ты появилась в этой квартире, я наблюдал за тобой: как ты приходишь, раздеваешься, смотришь телевизор, встречаешь гостей. Я изучил твоё тело до мельчайших подробностей и, может, знаю его лучше тебя. Я знаю все твои привычки, по движениям могу судить о твоём настроении. Я знаю, какие фильмы ты любишь, где прячешь деньги (на этих словах Илона немного занервничала). Даже когда у тебя женские дни. Я прожил рядом с тобой несколько месяцев жизни. А ты со мной, сама не подозревая об этом. Неожиданно для себя я понял, что, наблюдая за тобой, сам начинаю жить заново. Такой вот случайный Париж в окне напротив, вернувший мне вкус к жизни.
– Ты следил за мной всё это время? – губы Илоны задрожали. Казалось, она вот-вот разрыдается.
– Хорошее лекарство всегда горькое. Но без него никак. Я должен был тебе это рассказать.
– Зачем?
– А зачем ты мне всё рассказала о себе? Откровенность за откровенность. Правда очищает душу.
Илона молчала. Я обнял её и прижал её голову к плечу.
– Я часто вспоминаю, как мы с тобой были вдвоём там, наверху. И весь мир был у наших ног, – сказала она, еле сдерживаясь от слёз. – Тогда я подумала, что будет классно, если мы поцелуемся под облаками.
– Мы можем вернуться туда, когда захотим.
Крупные слёзы потекли из глаз Илоны, по красному лицу. Потоки размытой туши оставляли за собой чёрные широкие дорожки и падали на грудь и на пол большими грязными каплями. Я достал носовой платок и протянул его ей.
– Теперь, когда мы знаем друг о друге немного больше, чем готовы были рассказать при знакомстве, самое время решить, какими будет наше будущее.
– Оно будет прекрасным, – ответила Илона, улыбаясь сквозь слёзы.

***

В то утро мой «Привет!» так и остался без ответа. Несколько часов я не выпускал из рук телефон, постоянно проверяя его в ожидании реакции Илоны. Но она молчала: томительно, пронзительно, с укоризной. Ближе к обеду я не выдержал и отправил ей примирительный смайлик. Вечером я пожелал Илоне спокойной ночи, но она снова не ответила. Я понял, что бабочка Гвендолин упорхнула из моей жизни. Наше лето казалось мне бесконечно долгим. Но, как любой долгий путь заканчивается одним шагом, так и оно закончилось одним днём.
Потеряв земную Илону, я зачастил к её каменному двойнику, чтобы выговориться, поделиться переживаниями и найти для себя ответ, как быть дальше. Пережившие и не такие драмы маскароны и атланты всего квартала с каменным бесстрастием слушали мои откровения. На их каменных лицах я не увидел ни капли сострадания. Каждый раз в пустом взгляде кариатиды-Илоны я пытался уловить хоть нотку душевности в свой адрес, но та словно не замечала меня и была холодна. Но однажды, смахнув слезу дождя со своего лица, она неожиданно спросила меня:
– Ты никогда не думал о том, что жизнь прожита зря и не так?
– Я подумаю об этом в будущем, – ответил я. – Ведь жизнь - это не только то, что было раньше или есть сейчас, но и то, что будет потом. Стоит ли говорить, что она не удалась, раньше времени?
– А что в твоём будущем?
– Пока я живу настоящим, даже не думая об этом.
– А какая-нибудь женщина есть рядом в твоём будущем?
– Мне хорошо одному.
– Зачем тебе будущее в одиночестве?
– До сих пор это меня не тяготило.
– А ты не боишься, что однажды весной не оживёшь?
– Об этом я не думал.
– А стоило бы! Всё когда-то случается в первый раз.
– Ты слишком хорошо понимаешь жизнь для кариатиды.
– У меня было много времени, – ответила каменная Илона, и скорбная сеточка трещин побежала по её лицу. – И тебе бы стоило задуматься!
– И у меня тоже ещё есть время подумать об этом, – ответил я и, спасаясь от начинающегося дождя, укрылся в ближайшем кафе. Выбирая между «Старой Ригой» и чизкейком, я впервые выбрал чизкейк, который так любила Илона.

***

Тёплым сентябрьским днём на площади Ливу я увидел запоздалую бабочку. Она долго порхала между прохожими, кружила вокруг меня, а потом села на скамью рядом и раскрыла свои крылья. Но, лишь я протянул к ней руку, улетела. «Так и Илона, – подумал я. – Впорхнула в мою бессодержательную жизнь, задела за душу крылом, вдохнула в меня весну, а потом полетела дальше. Туда, где солнце, тепло и яркие цветы». Не знаю почему, но я решил, что это добрая примета. И у меня полегчало на душе.
Сообщение от Илоны было неожиданным, и в нём не было бесконечных смайликов и поцелуев.
«Привет! Я уезжаю! Один богатый мужчина из Англии хочет на мне жениться. У него свой бизнес и дом где-то под Лондоном. Он уже оплатил мне перелёт, а после свадьбы мы едем на Мальдивы. Он даже готов усыновить моего сына и оплатить ему частную школу. Муж пока не хочет давать согласие, но этот вопрос мы решим за деньги.
Ты был не таким, как все, и я думала, что у нашей истории будет продолжение. Но ты не способен заботиться о женщине так, как это нужно мне. Я благодарна тебе за всё. Ты останешься для меня хорошим другом. Мне тебя будет не хватать. Если хочешь – будем иногда встречаться в Риге».
Я ответил не сразу. Не нашёл нужных слов. Несколько раз принимался писать – и всё стирал. Начинал заново – и снова удалял написанное. Озарение случилось на прогулке возле кариатиды-Илоны.
«Дорогая моя Гвенди! Не осложняй жизнь добрыми намерениями – и не случится разочарований. Зачем возвращаться в прошлое?! Жизнь полна нереализованных возможностей. Надо идти вперёд! Надеюсь, ты не ошиблась, и твоё будущее будет безоблачным.
P.S. Гороскоп тебя не обманул. Видимо, теперь и я буду верить в гороскопы».
В ответ от Илоны прилетело красное сердечко, которое я зачем-то храню в телефоне до сих пор.

***

Рига снова остывает. Дни становятся всё прохладнее и короче. В доме напротив начался новый сезон сериала о соседях. Но он мне уже неинтересен. Те два окна, которые на время стали частью моей жизни, снова почернели. Как и в начале этой истории, они в упор смотрят на меня своими пустыми глазницами и излучают сумрак ничегонепроисходящего.
Я решил на время уехать из города и вышел попрощаться с Ригой, отправляясь в новое путешествие по жизни. На дорогу запустил пальцы в траву на холмах её клумб, подышал перекрёстками широко раскинувшихся проспектов, а потом пошуршал опавшей листвой в Бастионном парке. Покидая старые улицы, знаешь, что теряешь, но не знаешь, что найдёшь. Когда-нибудь, вернувшись сюда, я обрету этот город заново. А вместе с ним и себя. Под крылом новой бабочки, указавшей мне путь к весне…



Другие рассказы: