СЛУЧАЙНЫЙ ЛИХТЕНШТЕЙН

или

ОБРУШЕНИЕ ПИРАМИДЫ МАСЛОУ

СЛУЧАЙНЫЙ ЛИХТЕНШТЕЙН

или

ОБРУШЕНИЕ ПИРАМИДЫ МАСЛОУ

В небольшом европейском городе в стороне от магистральных путей наступило хмурое утро. Быдлан Фуев пришёл в себя, выбравшись из омута тревожного вязкого сна. Продрался сквозь пелену сознания, причиной которой было вчерашнее возлияние с Гопоней Педзатым, соседом по двору. Прислушался к ощущениям. Печень, почки, желудок и воспалённый мозг отозвались покалыванием, как бойцы на перекличке. Всё как обычно, но что-то не так. Ни истошных воплей соседки за стеной, ни шума и лязга машин за окном. Только пение птиц в тишине утра. Быдлан приоткрыл один глаз и увидел привычный интерьер вокруг: оторванный кусок плотных в потёках обоев, отсыревший пожелтевший потолок над ним, промасленные после застолий шторы, местами сорванные с петель. Немного отпустило, но тревожное чувство всё равно ноющей струной буравило сознание. Вроде всё так, но что-то не так.

–《Нужноёгнутьпива!》– подумал Быдлан и обыскал всю квартиру, чтобы найти завалявшуюся где-то со вчерашнего вечера баклажку. Но так и не нашёл. За ночь кто-то почистил чайник, отмыл жирную посуду и даже убрался на кухне. Быдлан открыл кран и набрал воду в неожиданно прозрачный стакан. Вода из крана была почему-то чистая и вкусная. Привычные запахи хлорки и фенола пропали.

Шатаясь, Быдлан подошёл к окну и, щурясь от непривычно яркого света, выглянул во двор. За окном творилось что-то странное. Вместо вечной всесезонной кучи мусора возле дома раскинулась ухоженная клумба с незнакомыми цветами. Изумрудная лужайка укрыла мягким ковром привычную бурую грязь во дворе. Полуразрушенный деревянный сарай исчез, а на его месте появилась крепкая беседка с зоной барбекю. Брусчатая дорожка, укрытая перголой от солнца, вела к изящным кованым воротам.

Быдлан вышел на крыльцо покурить. Сосед Гопоня в стильных очках и чистой рубашке вместо привычной матерной трели вежливо улыбнулся и спросил: «Как дела?»

–《Дачёжэтоглядьтакоепроисходит》?! – удивился вслух Фуев.

Сосед недоумённо поднял брови и бочком отошёл к стоящему на зелёной парковке возле дома автомобилю.

В недоумении (будем постепенно привыкать к эвфемизмам вместе с нашим героем) Быдлан постоял ещё недолго на крыльце, слушая пение утренних птиц, кинул бычок на стерильно чистую дорожку, смачно харкнул, выругался, прочищая голосовые связки, и пошёл к себе.

В туалете не воняло, а вечно подтекающий унитаз был непривычно белого цвета. Шумной струёй Фуев встретил новый день, впервые не промахнувшись мимо унитаза за много лет.

–《Дачёжэтоглядьтакоепроисходит》?! – снова воскликнул Фуев и включил фуфловизор.
–《Ща мы наваляем пиндосам с утра пораньше!》По странному недоразумению на экране никто не захлёбывался от ненависти к соседям. Вместо военных учений, бесконечных подвигов пожарных и спасателей в новостях показывали цветущий Ботанический сад. Люди с дружелюбными лицами в дорогих очках обсуждали вопросы защиты семьи бобров от расширения городской застройки. На другом канале шла передача, как лучше сделать домик для насекомых на придомовом участке. Пощёлкав пультом, Быдлан обнаружил, что везде пропали сериалы про ментов. Разбавив неведомо откуда взявшуюся шипучую таблетку от головной боли и выпив бурлящий напиток, Фуев снова переключился на главные новости страны. Мутный человек в костюме со странно человеческим лицом вещал с экрана торжественным голосом:

«Дорогие соотечественники! Я рад сообщить, что этой ночью сбылась многовековая мечта нашего многострадального народа жить как в Европе. С сегодняшнего дня мы живём в Лихтенштейне. Не в смысле, что переехали туда. Лихтенштейн теперь вокруг нас - сытый, безопасный, дружелюбный. Каждый город, каждая деревня, каждый двор нашей по-прежнему бескрайней родины – это Лихтенштейн. А скоро и каждая квартира, каждая семья станет им! Мы заслужили это, ничего не делая. Просто так. По праву нашей особости. Разве это не чудо?! Живите долго и счастливо! Богатейте, радуйтесь и гордитесь нашей Родиной – самой богатой и дружелюбной страной в мире!»

–《Охнифуясе》! – заскрежетало в голове у Быдлана.
–《Чёзаихтинштынслучился?》Фуев с тревогой посмотрел на свои трясущиеся руки: они были ухоженными, даже холёными 《к@купидор@сов》. Заусенцы и грязные обкусанные ногти сменились маникюром. Расплывшиеся наколки на кистях превратились в модные тату. Быдлан заглянул в мутное треснутое зеркало. Неряшливая ещё вчера щетина смотрелась стильной небритостью. Живот прямо на глазах пропал, а по всему телу забугрились упругие мышцы. Синие линялые семейные трусы превратились в приятно холодящие тело шёлковые боксёры.

–《Зае... шибись》– что-то вдруг щёлкнуло и изменилось в просветлевшей голове Фуева. Он с интересом открыл дверцу платяного шкафа. Там, на плечиках, аккуратно висела выстиранная одежда, источая аромат стирального порошка.

–《Просточудо》– подумал Быдлан, обул ослепительно белые кроссовки, модный бомбер и пошёл на работу.

Плевок уродливым бельмом всё ещё лежал на дорожке перед домом. Наш герой остановился, растёр плевок ногой и упругим спортивным шагом двинулся на остановку, здороваясь по дороге с соседями.

Вместо проржавленной пердящей ГАЗели к остановке подъехал чистый бесшумный микроавтобус. Быдлан уже было приготовился к привычной битве за право первым войти в него, но вместо этого необъяснимо встал в очередь на посадку. Даже пропустил вперёд пожилую даму. В салоне удивительным образом всем хватало места. Пассажиры вели себя сдержанно и улыбались друг другу как родные. Водитель ехал слишком спокойно, а радио «Шансон» не хрипело из булькающего динамика надрывными рифмами. Невероятно, но отработанные газы двигателя, перегар и запах несвежей одежды не оскверняли кондиционированный воздух микроавтобуса.

Всю дорогу Быдлан с интересом смотрел в окно и не узнавал родного города. Ещё вчера он весь был покрыт коростой больных домов. Язвы на их фасадах местами лишаились серыми пятнами штукатурки. Кариес неровных улиц перемежался родимыми пятнами грязевых луж на главной площади. А сегодня по идеально ровным дорогам, бесшумно, шелестя шинами, ехали дорогие автомобили. Коптящие грузовики куда-то исчезли. Велосипедисты в касках шустрили педалями по выделенным дорожкам. За окном мелькали аккуратные домики с палисадниками. Привычные пустыри по пути на работу были засажены виноградниками.

Родной завод было не узнать. Мастер с ясным взглядом деловито поставил задачу на день, не засоряя речь привычными мотиваторами. Новое оборудование не скрежетало, в раздевалках было светло, просторно и чисто.

В заводской столовой играла негромкая музыка, на столах стояли цветы и в обед подавали пиво и сухое вино. Все разговоры были о загадочном Лихтенштейне… Как ни странно, рабочую смену все закончили трезвыми.

Вечером Быдлан чисто машинально переоделся по-спортивному и вышел на пробежку. Гопоня в модных кроссовках уже топтался во дворе, ожидая его. Приятели двинулись привычным маршрутом, разговаривая по пути:

– Какие планы на выходные? – спросил Быдлан.

– Городская община устраивает благотворительный вечер в защиту лесов Амазонии от варварской вырубки. Хочу принять участие, – не сбивая дыхания, ответил Гопоня. – А ты?

– А я в музей на выставку прерафаэлитов собрался. Давно мечтал.

– Я не в восторге от их идей противопоставить холодному академизму живую веру примитивов итальянского искусства Треченто и Кватроченто. Мне ближе творчество русских передвижников, – предложил тему для дискуссии сосед.

– Как сказал Теренций, Quot homines tot sententiae: suus cuique mos (сколько людей –столько мнений), – не стал спорить Фуев, сопя на подъёме.

– Согласен с тобой, – согласительным тоном произнёс Педзатый. – De gustibus non est disputandum (о вкусах не спорят).

В конце концов приятели согласились, что любовь к искусству объединяет людей.

Прибавив темп, дальше они бежали молча, наслаждаясь свежим воздухом и окрестными пейзажами. Собаки не бросались на них со звериным рыком, а спокойно шли рядом со своими хозяевами. То там, то сям на полях паслись вышедшие из леса косули.

Улыбнувшись и обнявшись на прощание слишком тепло для просто знакомых, приятели разошлись по домам.

Вечером Быдлан остался один на один с непривычно дружелюбным телевизором. Он смотрел трансляцию фестиваля барочной музыки в Амброне и ухаживал за комнатными цветами.《Завтра надо позвать родителей в ресторан после работы. Мы так давно не ужинали вместе!》– подумал он, засыпая под звуки клавесина.

В это время Гопоня писал картину маслом в стиле русских передвижников, вдохновившись недавно взапой прочитанным «Преступлением и наказанием». Спустя некоторое время он вышел на улицу полюбоваться звёздным небом перед сном и от полноты чувств заплакал. А вернувшись с прогулки, подумал: «Надо бы пойти в приют и взять там хромого одноглазого пёсика, чтобы заботиться о нём. Эх! Сколько добра можно ещё совершить в жизни!»

Прошло какое-то время. Наступил день зарплаты. Получив расчётный листок, Быдлан громко сглотнул удивление и растерянно посмотрел по сторонам. Сумма за месяц значительно превышала доход за весь прежний год, считая деньги за сданные бутылки и гипотетический выигрыш в лотерею.《Это какая-то ошибка, надо сказать об этом мастеру》– пронеслось в голове Фуева. Коллеги тоже пребывали в недоумении, если эвфемизм здесь уместен. Никто не предложил обмыть зарплату, все разошлись по домам, осмысливать нагрянувшее счастье.

Духовный оливье прокисало и заветривалось в прояснившихся головах наших героев. Их расцветшие души переполняла доброта. Утолив свои базовые потребности, Быдлан и Гопоня стремительно оказались на самой вершине пирамиды Маслоу и с высот видели мир прекрасным, хоть и несовершенным. Свою кипучую энергию, как и положено гармоничным личностям, они направляли на борьбу с глобальным потеплением и социальным неравенством, на самообразование и помощь людям с ограниченными возможностями. Будучи достойными гражданами своей страны, приятели принимали активное участие в местном самоуправлении и искренне гордились Родиной.

Конечно, гармония в душах Быдлана и Гопони не была абсолютной. Время от времени всполохи неудовлетворённости пронзали сознание яркими молниями. И тогда беспричинная тоска ненадолго переполняла их. Борясь с хандрой, кто-то уезжал на уик-енд в Амстердам или Вену, кто-то покупал модную дизайнерскую одежду в ближайшем аутлете и посещал рестораны высокой кухни.

– Эх! Пельменей бы горку да пива с воблой! – поделился однажды Быдлан сокровенным с товарищем на очередной пробежке по полям.

– И не говори! – согласился Гопоня. – Скукота и полная бездуховность. Дёрнуть бы в субботу водочки да с парнями в домино постучать! А я ведь как дурак поеду в горы на прогулку.

– Я вчера обошёл весь город и не нашёл ни одной рюмочной, – раздражённо продолжил Быдлан. – Только кафе и рестораны. А мне накой нужны эти скатерти и приборы на столах? Я хочу по-человечески, без этой манерности поесть!

– Меня уже воротит от здоровой пищи! А от сухого вина постоянная изжога, – ярился Гопоня. – Да и сколько нужно выпить его, чтобы вштырило!

– А эта идиотская привычка пить воду перед едой! И ежедневные витамины! Сколько можно! – не унимался Быдлан.

– А сортировать мусор и упаковывать его в специально купленные пакеты – разве это не издевательство над людьми?

– А почему я должен здороваться с соседями и улыбаться незнакомым людям? – всё громче философствовал Фуев.

– И почему я не могу громко слушать радио, когда захочу? – у Педзатого тоже накопилось немало экзистенциальных вопросов.

– А я имею право парковать машину где захочу, и плевать мне на всё! – вошёл в раж Быдлан, схватив Гопоню за грудки.

– А я забыл уже, каково это – получать по морде в подворотне возле тошниловки, – мечтательно закатил глаза сосед.

– Всё так хорошо, что даже тревожно на душе! – навыки использовать эвфемизмы глубоко укоренились в изнурённом счастьем сознании Фуева.

– Я уже на пределе, – стилистически выдержано поддержал его Педзатый.

Пробежку закончили в скверном расположении духа и даже не попрощались.

Жизнь шла своим чередом, размеренная и спокойная. Быдлан окончил курсы сомелье. Гопоня готовил выставку своих картин. Смутные тёплые воспоминания о прошлой жизни иногда посещали приятелей, но розовый флёр ностальгии быстро улетучивался.

Однажды на лужайке возле дома неожиданно появилась смятая банка из-под колы. Прошло несколько дней, банка продолжала лежать ярким пятном. Самое удивительное, что она никого не раздражала. Потом сломался замок на калитке, и она хлопала всю ночь, а под утро кто-то выкопал все цветы на клумбе и украл садовую лейку.

Прошло ещё некоторое время. Вокруг крыльца как в старые времена размножились окурки. Порывы ветра перекатывали по участку ошмётки пластиковых пакетов. В беседке поселилась злая стая бродячих псов. Они неизвестно откуда таскали в логово огромные мослы и выли по ночам тревожным надрывным воем.

По улице нескончаемым потоком понеслись ревущие фуры. Очередь на автобусной остановке уже не роптала, если кто-то по праву наглого пролезал вперёд. Водитель маршрутки, дымя сигаретой, вспомнил навыки дорожного слалома и дерзко подрезал не только вызывающие раздражение иномарки, но и вернувшиеся коптящие жигули. Радио «Шансон» ожило тюремными всхлипами о душевных терзаниях. С каждым днём жизнь становилась всё более близкой и понятной.

Модный ресторан стоял с разбитыми окнами. Кто-то написал на его стене большими неровными буквами короткое магическое слово. Лихтенштейн растворялся прямо на глазах, как призрачный мираж.

Вечером вторника Быдлан и Гопоня встретились во дворе и, не сговариваясь, раздавили бутылку водки, предварительно размявшись пивом из двухлитровой бутыли.

Настоявшиеся страдания потоком хлынули наружу с соплями и слюнями. Промычавшись от счастья, первым начал Быдлан:

–《Заибалло》!

– 《Йэбизьонофсёфрот》! – вернулся дар речи к Гопоне.

– 《Шоэтобылонах?》– забыв все эвфемизмы, вопросил Быдлан.

– 《Ахуегознат》– нашёлся Гопоня.

Из окна, перекрикивая радио, истошно вещал фуфловизор. Мутный человек в костюме с привычной гнильцой во взгляде вещал:

«Уважаемые соотечественники! С радостной печалью вынужден сообщить, что чудо превращения Родины в Лихтенштейн необъяснимо закончилось. Сытая бездуховная жизнь оказалась слишком тесна своими меркантильными рамками для широкой души наших граждан. Теперь, как и прежде, надежда на лучшую жизнь будет колебаться вместе с колебанием цены на нефть. Но в этом и есть наша суверенная стабильность. Конечно, после случившегося нам придётся сильно постараться, чтобы оставить разруху потомкам. Давайте проявим долготерпение, настойчивость и передадим им Родину такой, какой она досталась нам от предков. И помните: нам есть чем гордиться. Мы страна-первооткрыватель священного оливье! Нас по праву боятся в мире. Ведь ответочка прилетит такая, что мало не покажется. Мы гордимся своей особостью и способностью преодолевать созданные себе трудности. Правительство и впредь будет делать всё возможное, чтобы наши терпеливые граждане жили бедно, но счастливо.

Да здравствует наш духовный народ, обречённый на испытания».

Мутным взглядом Быдлан смотрел на привычный мир вокруг, разлепёшив в улыбке губы и пуская слюни радости. Гопоня тихо спал лицом в салате.

Случайный Лихтенштейн съёжился, зажатый далёкими скалистыми Альпами, до своих прежних размеров. Где-то далеко на востоке восходило солнце нового привычного дня.



Другие рассказы:
Вы можете оставить отзыв или подписаться на новинки автора
Я, Александр Минский, буду благодарен читателю за оценку моего рассказа. По всем вопросам сотрудничества пишите на почту minskiy.av@yandex.ru
Выберете нужное пое
Нажимая на кнопку, вы соглашаетесь с условиями о персональных данных
Made on
Tilda